Жили-были

Гуляли часа два, а когда уставшие, но довольные вернулись в дом, Жульен уже сидел на прежнем месте, граф был ещё еле жив, а когда дамы и господа разместились по насиженным местам, чтение документа продолжилось с комментариями мужчин и томными вздохами слабого пола. Дело было в том, что в этой части исповеди Сигизмунд рассматривал возможные пути проникновения в высшие слои общества. Например, детально рассматривались шантаж и подкуп первых лиц государства. Не менее скрупулёзно изучалось похищение, а при противлении насилию даже убийство наследников вышеозначенных лиц. Упоминались и другие менее действенные меры. Как-то: внезапная дружба, случайное спасение из огня или петли либо обыкновенная сверх меры лесть, но никогда во внимание не бралось приближение к цели собственным умом или трудом, как абсолютно фантастический способ достижения власти и денег. Ведь любой, склонный к карьере индивид, твёрдо знает неколебимую истину, что никто и ни в коем разе не уступит пришлому место у кормушки по собственной воле. На том стоит и зиждется весь чиновный белый свет!

— Жениться надобно, — подал голос братец Соломон из дальнего угла и продолжил:- А если с умом, то всё благое само собой приплывёт в протянутые руки, — и праздной публике стало ясно, что среди них находится человек незаурядного ума и таланта, не говоря уже о кучеряво-востроглазой внешности красавца.

Однако, из дальнейшего бытописания жизни выходило, что и сам Сигизмунд додумался до столь выверенного веками шага. Просто не было под рукой достойного предмета воздыхания. То есть самих предметов было сколь угодно, но все они были в пределах своих семейных кругов и уже с малолетства расписаны по статусу и землячествам. И это была неодолимая кастовая преграда, и это был крах мечтаний о взлёте Сигизмунда, как государственного мужа и держателя акций и векселей. И он, внутренне стеная от бессилия, впал в апатичную меланхолию и словно в детстве стал влачить жалкое существование под стенами старинных замков и на просторах чужих охотничьих угодий. А когда Сигизмунд от бескормицы истощился плотью и на лице его остались одни глаза, полыхающие дьявольским огнём, Судьба взяла правление над человеком в свои руки. И в тот самый момент, когда на краю лесной дороги он на развесистых ветвях осины уже было приладил петлю под свою тонкую шею, прямо на него вылетела кавалькада румяных всадников на вороных конях, кои возвращались с охоты на лис в поместье Орли, что по правую руку от Рейна. А среди конников была сама Брунгильда, старшая дочь хозяина здешних мест — графа Зондерфогеля де Билла. Знойная охотница, едва увидев пред собою юношу тончайшей красы в столь плачевном состоянии, мгновенно воспылала к убогому неземной страстью и велела сюзеренам силой волочь Сигизмунда в родовой замок. Вот так прозаически состоялось знакомство дочери могущественного на всю округу графа со своим будущим супругом и преемником не только капитала, но и графского титула от немолодого к тому времени владельца Орли.

Естественно, не всё сразу сложилось удачно и достойным образом. Ведь заносчивый Сигизмунд, придя в себя и услыхав из уст богоданной Брунгильды о скорой свадьбе, два раза бросался со стен замка вниз головой в ров, с целью немедленной самоликвидации, и один раз с этим же намерением под копыта любимой кобылы невесты. Однако, Судьба его хранила, а Бог миловал. А посему, с изготовлением свадебного наряда Брунгильды состоялось пышное бракосочетание на скорую руку. Гуляли всей округой месяц, а на второй молодой муж узнал, что супруга благополучно разрешилась от бремени, одарив его первенцем. Вот так, в одночасье, Сигизмунд стал обладателем супруги, наследника, графского титула и неподвластного ему состояния. Это не считая места в общественной палате либералов правого крыла с правом совещательного голоса.