Жили два друга

В тесную его комнату со свертками в руках вошли Батурин и Оленин. Старик проницательными глазами скользнул по его фигуре, остановился на растопыренных бриджах и босых ногах.

- Да, вид у вас отнюдь не парадный. Ну, да ладно.

Первым делом докладывайте, как себя чувствует наша таинственная незнакомка, а ваша жена Фатьма Амиранова.

- Спасибо. Лучше, - повеселевшим голосом ответил Демин. - Температуру сбили, и она пошла на поправку.

- Очень мило, - вздохнул облегченно Батурин. - Ну, а сейчас по поводу вашего успеха мы с Виталием Федоровичем даем небольшой банкетик в вашу честь.

- Так рано? - вырвалось у Демина.

Батурин и Оленин расхохотались.

- Привыкайте, - заметил Батурин, - кто-то из классиков, а может, и не классиков, вымолвил историческую фразу: литература никогда не делалась без водки.

А время не уточнил. Вот мы и прибыли на заре рабочего дня, так сказать.

- Но ведь это я должен устраивать банкет, - запротестовал было Демин, но Батурин ласково взял его за локоть и перебил:

- Ладно, ладно. Еще все впереди. Если не возражаете, то с вашего разрешения вечерком мы свезем вас в "Лиру". Там, мой друг, вам понравится.

- Не сомневаюсь, - мягко улыбнулся Оленин.

Они быстро накрыли на стол, выпили втроем две бутылки шампанского. Пока Батурин произносил первый тост, оно успело изрядно выдохнуться. Старик долго говорил о новом поколении писателей, которые, по его мнению, должны прийти в литературу прямо с войны и занять в ней главенствующее место, подпирая грудью и плечом маститых ветеранов, потом он неторопливо рассуждал о мастерстве беллетриста:

- Тост мой, разумеется, за вас, дорогой Николай Прокофьевич, за ваши зоркие глаза, острое перо и горячее сердце. Повесть ваша всех, кто её прочел до опубликования, подкупила своею свежестью. Вы прошли по целине и показали нам мир, полный ярких красок и необыкновенно сильных чувств, новые благородные характеры, каких в литературе ещё не бывало. А ваша Фатьма просто чудо. Только влюбленный человек может так изобразить женщину. И, вообще, знаете, чем я хочу закончить свой многословный тост? Вот держу я в руке стакан шампанского и думаю: а ведь настоящий писатель не должен на этот напиток походить. А у нас есть такие литераторы. Успех молниеносен, как вылетевшая из этой бутылки пробка... потом он какое-то время победно шипит и пенится.

А дальше... дальше, извините меня, это уже не напиток. Так что писатель должен походить на более крепкую и ароматную жидкость - на коньяк.

- Кончай свою речь, Сергей Кузьмич, - прервал его добродушно Оленин, давайте все же выпьем за прекрасную жидкость. В такую погоду она к месту.

- А что? Я вас заговорил, - спохватился Батурин. - Ничего, состаритесь, будете говорить ещё длиннее.

Они пробыли у него не более часа, потому что торопились на какое-то заседание. Перед расставанием Николай все же набрался смелости и спросил:

- Сергей Кузьмич, я в технологии печатного дела слабак, но вы мне скажите, поправочку одну я бы мог сейчас внести?

- Поправочку? - остановился Батурин, потянувшийся было за своей тяжелой белой тростью. - А в чем она заключается, ваша поправочка?

- Да фразу я одну хотел изменить, - задохнулся от волнения Демин, решив, что так ему лучше будет начать тяжелый разговор.

Но Батурин весело расхохотался.

- Смотрите, Виталий Федорович, а из него и на самом деле выйдет большой художник, если он и сейчас думает над улучшением текста. Нет, батенька мой, уже поздно, журнал в ротационном цехе.

На прощанье Оленин сказал:

- В семь вечера поедем в "Лиру" ужинать.

- И ещё вот что, - назидательно добавил Батурин. - Не надевайте, пожалуйста, никаких смокингов, если они у вас есть. Приходите в гимнастерке, при всех орденах.

* * *

В тот же день Демин пришел в больницу, поговорил с врачом. Держа в руке рентгеновский снимок, пожилая женщина-врач тихим усталым голосом поясняла:

- Не нравится мне вот этот очажок, Демин. Вот этот маленький. Так все идет хорошо, и Зара близка к выздоровлению, но про очажок забывать нельзя. Раз в полугодие показывайте её врачам. А вообще... - она внезапно широко заулыбалась и от этого вся как-то помолодела, - вы молодец, вы действительно её спаситель.

Ну идите, дорогой мой, с утра она ждет не дождется.

Демин как на крыльях влетел на верхний этаж. Прикрыв ноги одеялом, в серой больничной пижаме, лежала Зарема на койке. Издали увидела и заулыбалась. И вдруг мгновенно повернулась к нему спиной:

- Уй, гадкий! Уй, какой гадкий! Не подходи теперь ко мле. Больше никогда не подходи.

Демин привык к самым неожиданным выходкам Зары, и эта перемена его нисколько не удивила. Просто Зара затеяла какую-то новую игру.

- Это за что же казнь-то такая? - засмеялся он.

- Не подходи, гадкий, - громко прошептала Зара, - отдавай мои игрушки, я с тобою больше не вожусь.

- Но почему?

- Гадкий задавака, - улыбнулась Зара, - ну как не стыдно! Почему я об этом должна узнавать от других? Ну зачем ты молчал? На, получай, - и она протянула ему ту самую газету, которую рано утром Демин купил в киоске, газету с главой из повести Лени Пчелинцева.

* * *