Жили два друга

Как в тумане прожил Демин несколько месяцев. В опустевшей квартире пыль плотным слоем оседала на вещах, но он ничего не трогал, все оставив в том положепии, в каком это было при Заре. Друзья, старавшиеся рассеять его горе, часто уводили его в свои шумные компании, и он в этих компаниях иногда даже напивался, но потом, дома, забившись в кровать, быстро трезвел, и ему начинало казаться, что Зарема вовсе и не умирала, а просто куда-то далеко уехала и вскоре обязательно вернется.

Он любил ночи, когда она ему виделась во сне, и потом сам себе вслух рассказывал эти сны. Он ещё более поседел и даже обрюзг. За окном уже начиналась слякотная северная осень, со взморья дули ветры, и первые хлопья снега устилали улицы. В минуты бессонницы он нередко думал о своей судьбе, с фальшивой, парадно-красивой жизнью. Как выбраться из этого лабиринта нечестности и лжи? Насколько легко было жить ему на войне, пв имея тяжкого груза на совести, настолько тягостно и протавно было играть роль известного писателя теперь. Конечно, он отлично вжился в образ, чуть ли не наизусть виучил текст Лениной повести, так что читатели с раскрытыми ртами слушали его устные рассказы, выступления на литературных встречах. Но ведь этим себя не обманешь, душа-то у него сломанная.

Однажды от тоски и отчаяния Демин дал телеграмму в далекую приволжскую Рожновку матери Пчелиндева: "Прилечу повидаться двенадцатого". Никто, кроме экспедитора в писательской организации, об этом не знал, то, когда Демин в большом южном городе вышел из самолета, на аэродроме у трапа его уже ожидали заведующая библиотекой и секретарь горкома по пропаганде, молодой высокий шатен с болезненным лицом. Бойкая даыа, представлявшая библиотеку, быстро проговорила:

- Мы вас рады приветствовать на нашей волжской вемле. Машина Павла Тарасовича, - кивнула она на секретаря горкома, - ждет вас у аэровокзала. В двадцать ноль-ноль встреча в библиотеке, а завтра две встречи на предприятиях.

- Но позвольте, - затравленно выдавил Демин, с мольбой глядя на секретаря по пропаганде, - я же не на декаду литературы приехал... Я же к матери погибшего друга, понимаете?

И секретарь грустно покачал головой.

- Хорошо, Николай Прокофьевич, берите машину и езжайте сразу в Рожновку, а там посмотрим...

Солнце было уже на закате, когда черная "Волга" взлетела на последний пригорок, и он увидел рыбацкую деревню Рожновку, состоявшую из одной длинной улицы, застроенной серыми бревенчатыми домами. Отыскать дом Матрены Гавриловны было делом очень легким - первый же мальчишка указал на широкое крыльцо с новыми, свежеоструганными ступеньками. На крыльце Демин увидел фигуру сгорбленной женщины.

- Видите, дяденька, это она сама вас встречает.

Матрена Гавриловна, видно, ещё с утра принарядилась. На ней было серое платье из шерсти и легкий черный платок, из-под которого выбивались поседевшие волосы. Она довольно бодро сошла с крыльца, обхватила Демина за шею и уронила голову ему на грудь:

- Коленька, счастье-то какое. Наконец увидела тебя своими глазами... Стоишь, молодой, красивый... друг моего Лени... спасибо, что до последней минуты рядом с ним находился и что глаза ему закрыл, моему бедному сыночку... А уж за помощь, миленький, и слов для благодарности не сыщу...

Он помог ей подняться по ступенькам, войти в сени.

Перешагнув порог, Матрена Гавриловна деловито утерла слезы, тяжко вздохнула, стараясь поскорее взять себя в руки.

- Вот так мы и живем, Коленька, - сказала она.

Изба состояла из двух комнат, разделенных перегородкой и белой русской печью. В маленькой комнатке помещалась сама Матрена Гавриловна, а другую, побольше, занимал её двоюродный племянник, недавно женившийся на дочери председателя рыбколхоза. Сейчас в этой комнате Демин увидел длинный стол, накрытый белой скатертью с петухами. Увидел и вздохнул при мысли, что, где бы он ни появлялся, везде ожидали его подобные столы. Старушка, казалось, угадала его мысль.

Ее черные, как у Лени, но уже затухающие глаза стали грустными.

- Ты не подумай, Коленька, что тебя тут будут слишком величать, сказала она, - просто наши рыбаки соберутся... Они да?ке книги твоей-то не читали. Вот про Леню моего хотят узнать, про то, как погиб он. Ну и выпить маненько, разумеется.

- Да ведь я ничего, - смущенно промолвил Демин, входя в просторную комнату и чувствуя, как с каждой минутой все больше и больше сковывает его неловкость. Он достал из кармана тяжелый пакет: - Матрена Гавриловна, здесь деньги... Это я за новое издание гонорар получил, вот и вам часть хочу отдать. Мы же с Леней как братья были... Вам это в хозяйстве пригодится.

Она легким порывистым жестом стянула с седой головы платок.

- Батюшки светы, вот-то человек ты, Колюшка. Истинно святой человек!

А Демин, еле удерживая стон, восклицал в это мгновение про себя: "Вор! Ворюга подлый! В грязи твои руки, которыми преподносишь конверт с деньгами".