Читаем Жили два друга полностью

- Мы не на уроке литературы. Кстати, товарищ младший сержант, вчера у воздушных стрелков полка было занятие по материальной части пулемета БС?

- Было, товарищ командир.

- Тогда идемте на самолет, проверю, так ли вы хорошо знаете оружие, как арию из "Евгения Онегина".

- Пойдемте, - безразлично откликнулся Пчелинцев.

Как ни гонял Демин Пчелинцева по теории воздушной стрельбы, по сборке и разборке пулемета БС, устранению задержек на земле и в воздухе, воздушный стрелок давал такие точные ответы, что придраться ни к чему было нельзя. И все-таки Демин строго сказал:

- Смотрите, младший сержант, чтобы на стоянке был в дальнейшем порядочек. Такой, как и до вас. И главное, чтобы к своим обязанностям посерьезнее относились.

- Вам не нравится мой голос, товарищ лейтенант? - невинно осведомился Пчелинцев. - Клянусь, больше на зтоянке вы его не услышите.

- Да я совсем не это имел в виду, - смешался Демин.

Он надеялся, что после разговора с ним воздушный стрелок остепенится, но не тут-то было. Когда на другой день Демин неспешной походкой шествовал к своему самолету с хвостовым номером 13, он был остановлен на полпути, и не кем-нибудь, а самим командиром эскадрильи Степаном Прохоровым.

- Слушай, лейтенант, - окликнул его капитан. - Ты в своем экипаже сегодня был?

- Нет. А что?

- Сходи, сходи, - загадочно улыбнулся Прохоров, - такое увидишь, чего в нашем полку ещё никто не видел.

- А что именно? - встревожился Демин, но лицо Прохорова осталось непроницаемым.

Демин поспешил и действительно увидел невероятное.

Магомедрва и Рамазанов, сидя на скамейке, отчаянно хлопали в Лсчдогаи, а пожилой крупный Заморил и младший сержант Пчелинцев лихо отплясывали "Барыню".

Па голове Заморина белел платок, повязанный в виде бабьего чепчика, лоб усеивали капли соленого пога. Повизгивая и приседая, он выбрасывал длинные ноги в тяжелых сапогах, а Пчелинцев лихо ходил вокруг, изображая кавалера.

- Вот это здорово! - ледяным тоном промолвил Демин. - А лучше вы ничего не придумали? Оказывается, кому война, а кому забава одна. Завтра контрольные боевые стрельбы, младший сержант Пчелинцев! А вы, вместо того чтобы к ним готовиться, концерт устроили. Завтра по мишени промажете, а мне за вас красней.

- Утро вечера мудренее, товарищ лейтечант, - миролюбиво проговорил Пчелинцев. - Может, вам и не придется за меня краснеть. - И они пошли на самолет тренироваться.

В тот день подполковника Заворыгина навестил командующий воздушной армией и на самом деле приказал провести полковые учебные стрельбы.

- Летчики у тебя тертые, - сказал генерал, осушат за обедом третий стакан кваса. - Их Орловско-Курская дуга не согнула...

- А почему она их должва была согнуть? - усмехнулся командир полка. Вопрос даже в своей основе, по-моему, неверно поставлен. Это мы врага в дни Орловско-Курской битвы в дугу согнули.

- Ладно, ладно, не зазнавайся, - прервал командующий. - Впереди ещё много испытаний. Твоим летчик.ш я верю, а вот воздушные стрелки контингент новый, с ним надо знакомиться. Очень важно, чтобы экипажи сработались. Чтобы летчик понимал стрелка, а стрелок летчика. Проведи с этой целью зачетные стрельбы по конусу. Тех, кто выполнит, готовь к отправке на фронт, слабачков - повремени.

По плановой таблице Демин должен был выруливать на старт в девять тридцать утра. Когда он прибыл на стоянку, механик Заморин только что выключил опробоваппый мотор.

- Рычит, как молодой леопард, товарищ лейтенант, - доложил он несколько фамильярно. - На любых режимах не подведет.

- Спасибо, Василий Пахомович, - ответил ему лейтенант, признательно улыбнувшись, - на вас как на каменную гору можно положиться, - и перевел взгляд на Пчелинцева. Воздушный стрелок стоял рядом, небрежно переминаясь с ноги на ногу, и грыз леденец. В шлемофоне бледноватое лицо казалось совсем мальчишеским. - Сколько вам лет, Пчелинцев?

- Двадцать два.

- А мне двадцать три. Но я уже с десяти лет отучился сосать леденцы.

Пчелпнцев невинно взмахнул бархатными ресницами и зарделся румянцем.

- Если хотите знать мое личное мнение, то совершенно напрасно, товарищ лейтенант. Сахар содержит много фосфора. А фосфор растормаживает творческие процессы.

- Профессор, снимите очки-велосипед, - беззлобно усмехнулся Демин. - О вашем творческом процессе я буду судить сегодня по количеству пробоин.

Стрелок неопределенно пожал плечами. "Хоть бы ты промазал, черт голландский, - без особенной неприязни подумал командир экипажа. - Я на тебя живенько написал бы рапорт с просьбой о переводе в другой, менее подготовленный экипаж, который ещё задержат в учебном полку на одну-другую неделю. А мы без тебя - на фронт и опять спокойно заживем".

- Готовы, младший сержант Пчелинцев? - спросил он отрывисто.

- Готов, товарищ командир.

- Вопросы ко мне есть?

- Вопросов нет. Есть просьба.

- Какая?

- Точно выполнять все мои команды.

- Опять шуточки? - покосился на него Демин. - Или вы забыли, кто кем командует? По-моему, все-таки летчик - воздушным стрелком, а не воздушный стрелок - летчиком.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное