Жили два друга

- Я и сам от себя не ожидал, товарищ командир, - дрогнувшим голосом ответил Пчелинцев, и его темные глаза благодарно засветились. - Чертовски хотелось самого себя превзойти. Да и вдохновение какое-то нахлынуло.

Демин присел на пожухлую траву, положил на колени планшетку.

- Однако вдохновение штука капризная. Пчелинцев, - возразил он мягко. - Утром оно есть, а к обеду, глядишь, улетучилось. Так что я надеюсь, что, когда мы начнем летать в бой, вы будете делать ставку не на вдохновение, а на мастерство и упорство. - Он придирчиво посмотрел на воздушного стрелка, ожидая ответной реплики, в которой могло прозвучать возражение. Но Пчелинцев приподнялся, сорвав травинку, сунул её зеленым стебельком в рот.

- Совершенно верно вы заметили, товарищ командир Может, я и ошибаюсь, но от душевного подъема бойца часто зависит победа. Это так, посудите сами. Вот у Чапаева было вдохновение накануне штурма Лбищенска, он и вел себя героически. А если война сейчас ие исчерпывается пятью-шестью гениальными сражениями, как это было раньше? Если ладо воеъать много дней и ночей, в дождь и холод, в зной и метели, как сейчас, когда схлестнулись две такие силы - мы и Гитлер? Разве можно ожидать, что воины будут уходить с вдохновением в каждый бой? Чепуха, фантазия, вздор. Вам надо лететь, а у вас поет зуб пли пришло с плохой вестью письмо. Или вы просто устали и к самолету идете вялой, расслабленной походкой. Так разве можно думать, что в каждый боевой вылет летчик идет с особенным душевным подъемом или вдохновением, как я тут иеосмотриаельно выразился? Разумеется, нет. И я считаю, что в бой надо идти как на тяжелую, но обязательную работу.

- К сожалению, это верно, - вздохнул Демин, а про себя подумал: "Однако у этого парня извилины работают".

Это все было в четверг. А в пятницу утром Демин снова стал свидетелем эпизода, никак не соответствовавшего привычному укладу жизни его экипажа. Пчелинцев сидел на скамейке, на его коленях лежал твердый лист картона с наколотой белой бумагой. Ссутулясь над картосом, воздушный стрелок делал короткие движения карандашом. За его спиной стояли оружейница Магомедова и восторженно улыбающийся моторист Рамазапов.

А впереди, метрах в пятнадцати - двенадцати, рукой поглаживая металлическую лопасть винта, застыл у самолета Василий Пахомович Заморин. Был оп в отглаженной гимнастерке, на груди белели две медали "За отвагу", с которыми пришел он из пехоты в авиацию поело трудного сорок первого года. Желтые полоски - отметка о двух тяжелых ранениях - украшали гимнастерку, туго перепоясанную солдатским ремнем.

- Ну как там? Что-нибудь робится? - раздался его басок, и Демин только теперь понял, что это Пчелинцеву дэзирует "папаша" Заморин.

- Здравствуйте, друзья, - сказал неожиданно погвившийся лейтенант, продолжайте свои занятия, - и через плечо Пчелинцеза посмотрел на широкий лист бумаги. Увидел острый нос ИЛа, лопасти винта и почти вровень со втулкой самолета широкое, доброе лицо механика. И ремень с волной складочек над ним, и загорелая сильная рука с выпуклыми жилами, и седые волосы, выбившиеся из-под чистой, незамасленпой пилотки, хранившейся, по-видимому, для особых парадных случаев, - все было как у живого, всамделишного Заморила.

- Ие волнуйтесь, Василий Пахомович, - улыбнулся Демин. - Дело у младшего сержанта действительно робится. Вот только глаза подкачали. У вас они добрее. А тут какие-то стальные.

- Да, товарищ командир, - не отрываясь от рисунка, пробормотал Пчелинцев, - глаза действительно не того. Мне бы для них талалт Брюллова.

- Да вы для нашего экипажа больше чем Левитан, Леня, - засмеялась звонко Магомедова. А Демин мысленно отметил: "Смотри-ка, он ей уже Леня! Хорошо, что хоть не Ленечка".

- Спасибо за комплимент, сударыня оружейница, - встряхнул курчавой головой Пчелинцев.

- Не за что, сударь воздушный стрелок, - не осталась в долгу Магомедова.

- Не просто воздушный стрелок, а щит командира, - нравоучительно поправил младший сержант.

- А меня когда вы нарисуете? - засмеялась Магомедова.

- В любое время дня и ночи. Ночью, при лунном освещении, даже лучше.

Смех Магомедовой всплеснулся над их головами. Показывая белые отполированные зубки, Зарема поправила тяжелую косу, с наигранной капризностью промолвила:

- А у меня лицо не фотогеничное... во-о-от. Я всегда на фотографиях прескверно получаюсь.

- Зара... - улыбнулся Пчелинцев. - Зачем о себе столь жестоко? Вы же сами прекрасно знаете, что это не так. Разрази меня гром небесный, если вы не самая красивая оружейница в нашем полку, а может, и во всей дивизии. За такую горянку я бы самый дорогой калым уплатил, если бы посватался.

- Уй! - восторженно воскликнула Магомедова, которая часто вместо "ой" говорила "уй". - У нас за девушек не сватаются. Их похищают. А как бы вы похитили, если вы даже верхом на коне скакать не можете?