Жили два друга

Вероятно, если бы не сказал танкист в ту минуту этих слов, всю обойму вогнал бы в него Ветлугин. Спасибо, эти слова как-то остудили. Ветлугин расцеловал крепко спавших на кухне ребятишек и вещмешок оставил с продуктами. А жепу даже пальцем не тронул. Три квартала бежала она распатланная за ним по пустынным ночным улицам, пока он не остановился и побить её не пригрозил.

Подавленный воспоминаниями, Ветлугин потянулся за папироской. Вздрагивающие пальцы не сразу высекли огонь из трофейной зажигалки. Комната наполнилась сладковатым табачным дымом. Ветлугин знал толк в курении и всегда держал дорогой табак.

- Никогда не забуду, - сказал он, - как я брел по ночному городу, не разбирая дороги. В летном общежитии подошел к зеркалу и вдруг вижу, лицо у меня черное.

Понимаешь, Демин, это у меня-то. Пусть паршивенького, по блондина, - и совершенно черное лицо. Да, нелегко мне та ночь досталась. После она посылала письмо за письмом, каялась, заискивала, упрекала. А когда поняла что не вернусь, стала жаловаться. Куда только не писала. И в политотдел, и командующему. Вызвал тот меня на ковер, а когда выслушал, головой утвердительно закивал: "Верно, Ветлугин. Я бы сам на твоем мосте так поступил. Не все прощается в жизни".

Командир замолчал и с минуту старательно раскуривал папиросу. Демин неловко пошевелился, тихо сказал:

- А может... Константин Николаевич? Человек должен быть добрым. Способность прощать - это свойство сильного человека.

- Сппноза, - насмешливо покосился на него Ветлугин. - Гордость - это тоже свойство сильного человека. - Он снова помолчал, пожал плечами. - Не знаю, как можно простить такое предательство. Если бы те] кто сейчас шепчет мне вслед гадости, знали правду, они бы наверняка судили иначе. Мусенька что? - улыбнулся он неожиданно, как-то сразу помолодев. - Такого преданного друга мне не сыскать. Мы с ней огни и медные воды прошли Она меня под Лозовой из-под бомбежки раненного вытащпла и никогда этим но хвастает.

Останемся живы - обязательно поженимся.

- А я обязательно женюсь на Заре, - проговорил Демин.

- На ком, на ком? - не сразу догадавшись, проговорил Ветлугин.

- На Заре Магомедовой. На той самой оружейнице, за которую вы только что снимали с меня стружку.

- Значит, ты с ней всерьез?

- Всерьез, товарищ командир.

Ветлугин шагнул к нему и протянул руку.

- Тогда прости меня за то, что тут я наговорил.

Я-то думал, что это типичный фронтовой флирт, гусарские похождения старшего лейтенанта Демина, так сказать По если ты все обдумал и взвесил, то дай тебе, как говорится, бог здоровья. Поперек вашей любви становиться не буду.

Подполковник задумался и посмотрел в окло на дальнюю панораму аэродрома с низко нависшим над ним сумеречным небом.

- Но все равно хочу дать добрый совет. Не афишируй свою любовь. Все-таки война, фронт... Подожди немножко. Вот возьмем этот самый Берлин и после такую свадьбу отгрохаем. О-хо-хо!

Но Ветлугин ошибся. Брать Берлин Николаю Демину не пришлось.

* * *

В марте сорок пятого года штурмовой полк Ветлуги - на стоял неподалеку от провинциального немецкого городка Мизеритц В первый же день базирования, нользуясь нелетной погодой, Демин попросился у подполковника отлучиться с аэродрома на три часа, чтобы своими глазами посмотреть на первый на его боевом пути немецкий город.

- Небось хочешь захватить и ее? - нас-мешливо прищурился Ветлугин.

- Хочу, - улыбнулся Демин. Если позволите, конечно.

- Ч го же, валяй, это полезно, - благословил командир полка и кивнул на крыльцо, перед которым стоял замызганный "виллис" с открытым тентом, берите мою таратайку, пока свободна. Туда свезет, обратно на своих двоих притопаете. Видишь, как быстро грунт подсыхает.

Через день-два работать начнем. Ну, гуд бай, как бают союзники.

Солдат Сизоненко, шофер командира полка, быстро домчал их до центральной площади городка. Отсюда Демин и Зара направились узкой улочкой, стиснутой с обеих сторон трехэтажными домами, дальше - просто куда глаза глядят. Миновали ратушу, на которой уже развевался по ветру красный флаг, обогнули мрачное здание кирки с тонким шпилем, устремленным в прояснившееся небо. Погода действительно налаживалась. Кругом заливало весеннее солнце. Взорванных и обгорелых зданий было очень мало - городок взяли с ходу, и большого боя здесь не было. Мимо прошла густая длинная колонна гитлеровских солдат и офицеров. Ее конвоировал всего один пехотинец в шинели, с подоткнутыми под ремеяь полами, в лихо сдвинутой набекрень меховой ушанке.

- Ну, ну! Шнель, толстозадые фрицы! - покрикивал он, хотя в колонне не было ни одного толстозадого.

Поравнявшись с Николаем и Зарой, пехотинец широко улыбнулся, демонстрируя крепкие белые зубы.

- Слышь, старшой, в сорок первом от самого Смоленска к Москве от них драпал, а теперь, видишь, один почти триста голов веду! Вот бы фотоаппарат сюда да снимок на память. А ну быстрей, поганые! - прикрикнул он строго, и старые, расквашенные сапоги пленных громче застучали по мостовой.