Жили два друга

- Да за кого ты меня принимаешь, - возмутилась Яара, - чтобы я тебя бросила? Ни за что?

- Тогда садись рядом, - пригласил он.

Зарема присела на корточки перед койкой, и Демин взял её тяжелую, чуть распущенную снизу косу, накрыл ею свое лицо и счастливо засмеялся.

- Черт возьми, какой я, очевидно, богатый, если есть у меня такая коса, такие дивные черные глаза и такая жена, какой даже сам Хазбулат удалой никогда не имел.

Зарочка, жена! Никогда не думал, что слово жена такое мягкое, нежное.

Он явно бравировал. Зара это знала и в душе была ему чрезвычайно благодарна, угадывая, что хотел он в эту минуту уберечь её от бесполезного страха.

- А тебе бы надо злюку, бабу-ягу какую-нибудь! - сказала она.

Он не успел ответить.

Снова застонали падающие бомбы. Но на этот раз взрывы проследовали где-то дальше, только окна отозвались на них жалобным дребезжанием.

- Зара, посмотри, сколько их, но не подходи близко к подоконнику... осколки.

Магомедовой было страшновато, но чуть насмешливый ледяной тон Николая заставил её успокоиться, и она подошла к самому краю оконной рамы. Увидела косое небо над соснами и на его темноватом фоне косяк наплывающих самолетов с черными крестами на крыльях. Успела насчитать шесть, и вдруг треск пушечных очередей разорвал пахучий весенний воздух. Сразу же две фашистские машины подернулись дымом.

- Горит! - радостно закричала Зарема. - Горит фашист проклятый! Два уже горят, Коля, а их всего шесть.

- Так им и надо, - откликнулся Демин. - А какие истребители их бьют?

- По-моему, "Лавочкины".

- "По-моему", "по-моему", - передразнил он. - Жена летчика должна знать точно.

- "Лавочкины", товарищ старший лейтенант, то есть муж, - засмеялась, Зара.

- О, это, наверное, кожедубовцы. На нашем участке на ЛА-пятых они работают. Тогда гитлеровцам несдобровать, это уж точно.

Магомедова увидела, как четыре фашистских бомбардировщика поспешно развернулись на юг, но в эту минуту истребители с головокружительной высоты спикировали на них, и произошло необыкновенное. В обиходе это называлось разобрать цели. Замелькали трассы, и фашистские самолеты дружно вспыхнули и ринулись вниз, потеряв управление. Четыре костра запылали на земле. А четверка "Лавочкиных" растворилась в голубом небе.

- Коля, это необыкновенно, - захлопала в ладоши Зарема, - я ещё никогда не видела такого. Они уничтожили всю группу фрицев.

- Что ты говоришь! - заволновался Демин. - Вот это да! Вот это асы! Задумался и прибавил: - Если бы я был художником и смог бы изобразить этот бой на полотне, я бы его назвал "возмездие".

Выстрелы и взрывы смолкли, небо стало ясным и чистым, но в госпитальном коридоре долго ещё хлопали двери и раздавались возбужденные голоса. К ним в палату около часу никто не заходил, и оба про себя подумали, что об их существовании разволновавшийся медперсонал совсем забыл. Потом со скрипом распахнулась дверь, и в сопровождении неразговорчивой пожилой медсестры вошел высокий, неестественно прямой подполковник Дранко, молча придвинул к себе стул. Из кармашка на белом хрустящем халате торчала черная трубка стетоскопа.

- Как себя чувствуете, Демин? - осведомился он предельно равнодушным голосом. - Боли где-нибудь ощущаете?

- Спасибо. Нигде, - сухо ответил Демин. - Да и какое это имеет значение, я уже конченая личность.

- Это почему же? - вяло усмехнулся хирург, думая о чем-то другом.

- Потому что больше мне не летать.

- Резонное опасение, - кивнул Дранко, - скрывать я от вас не стану. Действительно, с травмированным зрением вряд ли вам придется летать. Но откуда вы взяли, что вы конченый? Что за вздор! Завтра вечером придет большой санитарный транспорт и заберет вас в город, где давно уже есть освещение. Мой друг Иван Никапорович Меньшиков поправит вам зрение. У нето золотые руки л не менее золотая голова... Так что вам жить да жить.

А теперь до вечернего, более детального обхода. Сейчас вам принесут обед. Мы тут задержались в связи с налетом.

Дранко сделал шаг к двери. Зарема вслед громко и беззаботно протараторила:

- Вот здорово! Значит, к нам сейчас придет Женя Ильинская, наша опекунша.

И вдруг Дранко остановился как подстреленный.

Острые его лопатки болезненно вздрогнули. Могло показаться, он оступился и теперь замер от неожиданной боли Он медленно обернулся, и стетоскоп выпал из кармана. Сняв пенсне, Дранко обвел обоих подслеповатыми глазами и каким-то скучным голосом произнес:

- Женя к вам не придет.

- Но почему? - удивилась Зарема. - Она же утром нам пообещала, товарищ подполковник. Мы с ней так подружились.

- Она не придет ни сегодня, ни завтра, - тихо повторил хирург. - Дело в том, что полчаса назад фашистские "юнкерсы" бомбили вокзал и эшелон с ранеными...

Женя убита осколком фугасной бомбы.

- Женя! - отступая к холодной стене, прошептала остолбепсвшая Зара. Нет! Нет! - повторила она, жестом ограждая себя от чего-то неминуемого, во что никак не хотела поверить. - Нет. Это недоразумение, ошибка.

Но Дранко уже взял себя в руки. В нем снова ожил хирург, видавший на своем веку десятки смертей. Обычным надтреснутым голосом он произнес: