Жили два друга

- Да что как, - вяло махнул он рукою, - как и предвидел. Собралась комиссия. Причем ради меня одного, больше никого в тот день не комиссовали. Начальник госпиталя никогда в военной форме не появлялся. А тут при всех орденах и медалях. По всем статьям генераллейтенант медслужбы. Я сразу понял ого психологический расчет - пусть, мол, капитан особенно не ерепенится - видит, с кем имеет дело.

- Аллах всемогущий, - засмеялась Зарема, - тебе бы, Коленька, не летчиком, а писателем быть - как ты правильно угадал их внутреннее состояние. - Она искала на его лице следы сдерживаемой тоски или отчаяния н, не найдя, облегченно вздохнула. Нет, в его глазах одна лишь грустная ирония. Значит он уже пережил самое сильное потрясение. Он снял с головы фуражку, провел ладонью по волосам. Пальцы вздрагивали, и от неё это не укрылось.

- Ласково меня принимали на комиссии, - продолжал он, - очень ласково. Впрочем, так всегда принимают, если хотят отказать. Генерал прочитал короткое медицинское заключение и последнюю фразу повторил с оттенком грусти. А фраза такая: "Годен в военное время к нестроевой службе". Вы, конечно, с этой формулировкой по хотите мириться? - спросил он. - Что же, и я бы, вероятно, так себя чувствовал на вашем место.

По согласитесь и с другим. Если бы это был сорок первый год и война требовала бы людей, людей и людей, и у меня бы рука не дрогнула подписать вам заключение:

"Годен". Но ведь сейчас мы разбили врага, армия переходит на жесткие нормы мирного времени, по которым, к сожалению, допустить вас к летной работе я не могу.

Если хотите остаться в авиации, но не на летной работе, подавайте рапорт, рассмотрим".

- И что же ты, Коля?

- Сказал, что подумаю, - ответил Демин уклончиво и надвинул фуражку низко на глаза. - Я не мог там без тебя сформулировать.

- Знаешь, - опуская глаза, сказала Зарема, - ты только не обижайся. Я даю слово никогда тебе не навязывать своих решений. И все же мне кажется, что служба на земле, нелетная, - это не по твоему сердцу... только ты пе обижайся.

Демин усмехнулся, взял её ладонь в свою, стал нежно перрбипэтъ длинные тонкие пальцы.

- Минтл-тг.. Министр внутренних дел будущего семейства Деминым Почему будущего, а пе настоящего? - pacumpma глаза Зарема.

- Будущего, - упрямо повторил Николай - ветть через несколько месяцев нас будет трое, а там, гляди, "и побольше Вот и будешь ты министром внутренних дел большого семейства.

- Спасибо за предложенный портфель, - засмеялась Зарема.

- А тебе спасибо за то, что думаешь заодно со мною Я немножко поторопился, решая свою судьбу, я был уверен, что ты меня одобришь.

- То есть?

- Уже заявил комиссии, что капитан Демин не создан для наземной службы в авиации и не по его части провожать поврежденным глазом взлетающие самолеты.

- Ух, как хорошо! - воскликнула Зарема, и её лицо в мелких веснушках порозовело. - Мы теперь быстро определим твою судьбу. Я на истфаке, а ты в энергетический пойдешь.

- Только на вечерний, Зарочка. Днем буду вкалывать где-нибудь на заводе, а вечером освежать мозги дифференциальным исчислением и радиотехникой.

- Это же прекрасно, - одобрила девушка и потянула его за руку к себе. - Однако чего мы тут сидим?

Разве пас лишает кто-нибудь права на маленькое семейное торжество по случаю моего поступления в университет? Аида в "Гастроном", а потом на квартиру.

Дряхлый красный трамвай долго вез их от центра к городской окраине, именовавшейся "Красными баррикадами" Здесь и на самом деле в грозном семнадцатом году были баррикады красногвардейцев. Потом на захламленных пустырях возникли огромные серобетонные корпуса станкостроительного завода, улочки поползли ещё дальше, так что на их пути пришлось вырубить зеленую сосновую рощину и засыпать котлован на месте давно высохшего пруда. От конечной остановки, где трамвай с визгом разворачивался на кольце, им надо было минут пятнадцать идти по пыльному тротуару до маленького, обнесенного штакетником домика, где снимали они тесную комнату, заставленную старомодной, ветхой мебелью, у табельщицы завода шестидесятилетней Домны Егоровны.

Подходя обычно к этому домику, они невольно вспоминали свой первый визит сюда. Полная, с отечным лицом и зачесанными назад, стянутыми на затылке в пучок седыми волосами, хозяйка дома встретила их не особенно приветливо. Демина, пришедшего в штатском, угрюмо спросила:

- Жить, значит, у меня хочешь? А прописку тебе дадут?

- Думаю, что дадут, - беспечно ответил летчик.

- Думаю, думаю, - проворчала старуха, - сейчас все думают. А вот когда город в блокаде очутился, многие думалъщики на Ташкент потянулись.

- Зачем же так? - обиженно протянул Демин. - Я ведь с фронта.

- Эка невидаль, - проворчала, не сдаваясь, хозяйка, - знамо, что с фронта. Если бы из Ташкента пожаловал, калитки бы тебе не открыла. Сейчас каждый здоровый мужчина должен с фронта приходить. - Она критически оглядела два объемистых фибровых чемодана, смягчаясь, спросила: - Это что же? Все ваше имущество?

- Все, - с готовностью ответила Зарема, опасаясь, что суровая хозяйка откажет им в жилье.