Жилины. История семейства. Книга 2

– Нет, Ваня, – ответил мне дядя Никита, – я заснуть не смогу. Всё буду думать, что мне за процедуру такую назначили да как я её перенесу. Знаешь, раньше я ни о чём таком не думал, молча делал всё, что говорили. А сейчас, видишь, бояться всего незнакомого стал. Ну, может, не совсем бояться, это я, конечно, не то сказал, а скорее опасаться. Поэтому давай я вам ещё немного кое-чего расскажу, потом пообедаем да собираться будем. А ты, пока я рассказываю, можешь на стол собирать. Ты мне мешать этим не будешь. – И он засмеялся даже, ехидно так это у него получилось.

«Вот, – подумал я, – лихой рубака. Всё бы ему с подковыркой говорить», – а сам к холодильнику направился.

Дядя Никита долго раздумывать не стал. Я ещё до холодильника не успел добраться, как он уже рассказывать принялся:

– Сразу после завтрака Иван продолжил бегать из лавки в лавку, для начала только присматриваясь и пытаясь запомнить всё, что видел. Но вскоре в его голове образовалась такая каша, что он даже на завалинку возле одной лавки присел и задумался. Вот так ходить – совершенно без толку. Лучше записывать всё, что кажется интересным, и цены ставить, поскольку один и тот же товар в разных лавках встречается, а вот цену на него каждый назначает свою, и различается она иногда значительно. Понял Иван, почему Тихон такое внимание своим записям уделял, и не столько новые писал, сколько старые просматривал.

Когда-то, ещё в прошлом году, художник Пётр Васильевич расщедрился и подарил Ивану карандаш. Вроде бы и ни к чему он ему был, но от подарка, да ещё коли он от чистого сердца даден, грех отказываться, вот и припрятал его Иван в доме Тихона, в укромном уголке. Пригодился бы теперь тот подарок, да далеко он. Сбегать туда-сюда – целый день потерять можно. Шёл Иван в сторону трактира, по сторонам не смотрел, напряжённо думал, как достать тот карандаш. Вот и не увидел идущего навстречу Феофана и чуть в него не врезался. Тот ловко уклонился от не замечающего ничего и никого Ивана, а затем ухватил его за руку и остановил.

– Ой, дядя Феофан, прости, так задумался, что иду не глядя куда.

Феофан даже засмеялся, да так весело, так задорно:

– Я сам, как задумаюсь, тоже ничего не замечаю. Вот и сейчас шёл и ничего вокруг не видел. Хорошо, тебя в самую последнюю секунду заметил, а не то валялись бы мы с тобой, мил человек, теперь на земле. Вот смеху-то было бы. Я ведь что, ходил навестить друга своего, Тихона Петровича. Беда с ним приключилась серьёзная. Но Бог даст, обойдётся и он снова прежним станет, вот тогда – а я ему даже слово сегодня дал – пойдём мы на пару с ним по Руси-матушке, да не как торговцы товаром всяческим, а как калики перехожие или паломники, что по святым местам бродят. Знаешь, иногда так тянет бросить всю эту торговлю да новые дела, которые мы с Прошей затеяли, и вернуться в детство. Были мы тогда свободными людьми, а превратились в подлинных рабов. Рабов семьи, работы, а самое главное – денег. Стали они всё застилать, на всё давить. Не дело это, Ваня. Ой, не дело! Только перевернуть всё назад никаких силёнок не хватит. Так и придётся этот груз на своём горбу тащить. – Он махнул рукой и быстро пошёл в сторону своего балагана.

– Дядя Феофан, – окликнул его опомнившийся Иван, – подожди немного. Мне одну вещь спросить требуется.

Феофан остановился и повернулся навстречу Ивану:

– Спроси, Ванюша, конечно, спроси.

– Дядя Феофан, а не можешь ли ты мне лошадь дать? Домой съездить надо, вещь одну я там забыл.

– Ты как собрался ехать-то? Верхом али на телеге?

– Верхом, дядя Феофан, – обрадованно ответил Иван, – конечно, верхом. Мне же везти ничего не нужно.

– Возьми, возражать не буду. Проша поможет тебе её оседлать, если сам не справишься, – сказал с ухмылкой Феофан.

– Справлюсь я, дядя Феофан, как не справиться. С раннего детства этому обучен. Думается, не забыли руки. Я только до дяди Тихона добегу. Предупредить надобно, что отлучусь ненадолго. Ведь мне на всё про всё часа три, может, чуть поболее потребуется.

– Ты особо не рвись, как всё справишь, так лошадь и вернёшь. Она ведь что, стоит себе спокойно в стойле да сено жуёт.

Феофан рукой махнул и в сторону балагана пошёл. А Иван почти что бегом устремился к трактиру.

Там всё было так, будто он оттуда и не уходил. Тихон лежал на лавке с закрытыми глазами. Лукерья сидела подле него и вязала нарядные исподочки. Спицы так и сверкали в её руках.

– Как он? – спросил Иван и даже дыхание задержал, пока ответа дожидался.

– Слава Богу, нормально. Вроде всё обошлось. Вот сейчас он спит. А утром… – И она рукой махнула. – Ты есть-то будешь? Я Митяя до вечера отпустила, пусть парень передохнёт, а я уж тут поверчусь. Вот видишь, какую красоту творю? – И она протянула Ивану пару красивых, с цветным орнаментом рукавичек.