Читаем Жилины. История семейства. Книга 2 полностью

– Ладно, я ведь вас не просто так собрал. Я хочу, чтобы все поняли меня и никто за глаза обо мне плохого не говорил. Иван – сирота, батюшка его, Иван Иванович, светлая ему память, преставился, но полным сиротой Иван не является, у него ещё матушка жива, и на шее у неё девять малых детей. Я хочу, чтобы Иван дал своё согласие, а потом привёз такое же согласие от своей матушки на его усыновление мной. Мне наследник нужен, иначе всё, что я с таким трудом делал, развалится и погибнет. Я узнавал в присутствии. Поскольку у меня детей нет, а Иван теперь безотцовщина, я имею право его усыновить с возможностью наследования им после моей смерти всего моего имущества, в том числе принадлежащей мне земли, дома и всего прочего. При этом он должен принять обязательство заботиться о моей сестре и её детях. Но, поскольку он помолвлен с Настёной, мне кажется, он такое обязательство возьмёт независимо от моего желания.

Тихон замолчал и закрыл глаза. Вернее, один – другой весь заплыл и не открывался. Все видели, что эта речь отняла у него так много сил, что вряд ли он ещё что-нибудь сказать сможет. Но буквально через пару минут, когда все ещё молча продолжали стоять подле него, он вновь открыл глаз и попросил немного питья, чтобы смочить пересохшее горло. Ему подали квасу, он сделал маленький глоток и опять заговорил:

– Ивану я поручаю нанять работников, столько, сколько он сам решит, открыть на ярманке лавку и закупать любой товар, который он наметит, но офенскую работу не бросать и всех моих постоянных покупателей продолжать обеспечивать потребным им товаром и по сходным с прежними ценам. – Он опять прикрыл глаз и замолчал.

Затем Тихон глаза совсем закрыл, на бок повернулся и засопел.

Глава 6

На Фроловской ярмарке. Август 1752 года

Дядя Никита собрался и дальше рассказывать, но тут заглянула Люба и позвала нас ужинать. Пока дядька нас с папой своими рассказами развлекал, она курочку пожарила и на гарнир рис сварила.

– О, жареная курочка! – воскликнул дядя Никита. – Это я люблю. Хотя правильней сказать, что все Жилины, да и не одни только Жилины, это любят. Я прав? – обратился он к своему брату, а соответственно, моему отцу.

Тот только головой кивнул. Ну а я решил дядин вопрос опередить и сам признался, что без жареной куриной ножки жизни своей не представляю. Все засмеялись и принялись есть.

Поели, снова переместились в мой кабинет, и вновь перед нами неспешно предстал как живой Иван по прозвищу Старший, тот, кто дал жизнь – не сам, конечно, а через десяток поколений – всем нам, находившимся в этой комнате.

– Вот те на, – сказал Пафнутий, – смотрите-ка, заснул Тихон. Устал, видно, столько говорить, вот и отключился, как высказал всё, что хотел. Все поняли его волю? – громко, так, что все сразу к нему повернулись, спросил Пафнутий. – Я постараюсь завещание написать, может, отец Рафаил мне поможет. – И он с надеждой на батюшку посмотрел.

– Возможно, я смогу помочь, – послышался голос Филарета Ивановича, деревенского старосты. – Я в молодости чиновником служил в губернском присутствии. Так и работал бы там, но отец мой занемог, а семья большая, вот и пришлось мне – а я старшим сыном был – в деревню вернуться. Тихон Петрович мою историю знает. Наверное, потому и попросил меня вместе с Авдотьей приехать. Дайте мне лист бумаги и чернила, я прошение напишу, а потом сам с ним во Владимир съезжу. Знаю, куда такие прошения подавать следует, да прослежу, чтобы оно без дела нигде не застряло.

Пока Филарет писал прошение, отец Рафаил подозвал к себе Ольгу Васильевну и что-то долго ей объяснял. Иван время от времени поглядывал в их сторону, но ничего такого, что подсказало бы, о чём речь идёт, не увидел. Все разбрелись на группки по двое или трое. Иван подошёл к Авдотье, около которой как привязанная стояла Настёна.

– Ну, здравствуй, племянник названный, – улыбнулась Авдотья.

– Так ничего ж не изменится, – нашёлся Иван, – как была ты тёткой Авдотьей, так и останешься.

– Зато жених был голь перекатная, а может стать богатым человеком, – улыбнулась та.

Настёна в их игру слов не встревала, просто прижалась к матери и молча слушала.

– Дело решил Тихон, – вновь заговорила Авдотья, – скоро у тебя все права будут и на избу, и на землю. Её-то он, правда, внаём в этом году отдал, но, если у тебя желание появится пахать да сеять, это можно пересмотреть.

– Нет, тётя Авдотья, надо деньги зарабатывать, большие деньги, туда силы надо направить, а не в земле ковыряться. Я сразу после ярманки в Лапино поеду, постараюсь маменьку с детьми в Жилицы перевезти. В Лапино она одна с такой оравой не справится. Пока мы все в одном доме поживём, в тесноте – не в обиде, а потом я дядю Феофана попрошу, он новую избу поставит. Я сразу, как матушку перевезу, к дяде Феофану с этой просьбой обращусь.

Иван посмотрел в сторону Феофана. Тот стоял и о чём-то разговаривал с отцом Рафаилом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза