Читаем Жилины. История семейства. Книга 2 полностью

– Дядя Пафнутий, а скажите мне одну вещь. Тут намедни Ольга Васильевна Пожарская, на вас ссылаясь, заявила, что Тихон Петрович княжеского достоинства. Как такое получиться могло? И не выдумала ли это Ольга Васильевна, а то ведь она горазда на подобное, – и замолчал тут же, глаз с Пафнутия при этом не спуская.

Отец Рафаил только улыбнулся, услышав вопрос Ивана, а Пафнутий огляделся вокруг, не подслушивает ли кто случаем, убедился, что никого поблизости нет, поскольку Митяй во двор вышел, а Лукерья поближе к открытой двери, где светлее было, пересела – от стола, за которым они чай пили, хорошо было видно, как спицы в её руках мелькают, – и начал разговор, время для которого, по-видимому, подошло:

– Ты вырос, Иван, и теперь тебе можно доверить главные семейные секреты. Чтобы ответить на вопрос, который ты задал, надо в истории нашей страны хорошо разбираться. Ну, может, в очень уж древние времена лезть и не нужно, а вот знать о том, что творилось у нас со времён Рюрика, следует. Я думаю, что тебе известно, кто это такой? – И он взглянул на Ивана.

Тот кивнул головой и подтвердил это словами:

– Основатель государства Расейского и династии Рюриковичей, которая после него страной правила, до тех пор, пока никого из них не осталось. Затем Романовы на престол взошли, – и посмотрел вопросительно: так он всё сказал или нет, достаточно или ещё что добавить требуется.

По-видимому, и Пафнутия Петровича, и отца Рафаила вполне устроило, что Иван сказал, они переглянулись только, и Пафнутий продолжил:

– Так вот, началось это всё ещё во времена Рюрика. Ты же знаешь, как князья появились. Викинги или славяне – всё одно. Дети, внуки и правнуки. Много их было, не всем земли хватало, вот и начались междоусобные войны, когда брат на брата шёл… Ладно, это я далеко куда-то забрёл.

Он даже руку в свою шевелюру запустил, а потом вспомнил, о чём сказать хотел, и продолжил:

– Лет двадцать тому назад я случайно познакомился с одним очень уважаемым человеком – с отцом Рафаилом. Познакомились и, смею надеяться, даже подружились. Как считаешь, отец Рафаил? – повернулся он к священнику.

Тот улыбнулся и голову склонил, подтверждая слова Пафнутия.

– Как-то при очередной встрече, – рассказывал Пафнутий Петрович, – я поинтересовался мнением этого высокоучёного человека, чем бы таким заняться, чтобы и мне, и окружающим было и интересно, и полезно. К тому времени я как раз историю княжеских родов закончил описывать. Или почти закончил – так, мелочь кое-какая оставалась, энергии у меня было столько, что я боялся сам воспламениться и сгореть, сил хватало с избытком. В общем, я был как норовистый жеребец перед скачками. Слышали, небось, что теперь такие новомодные соперничества устраивают? Вот отец Рафаил и дал мне два очень ценных совета. Первый: попытаться изучить и свести воедино историю домашней утвари разных народов и народностей, населяющих расейскую землю. И второй: начать всё это с Фроловской ярманки, где полным-полно подобных изделий продаётся. А для того, чтобы мне легче было там крутиться-вертеться, он познакомил меня с Тихоном. Тогда это был совсем ещё молодой человек, энергичный, знающий, но мне показавшийся каким-то удручённым до невозможности. Отец Рафаил мне историю Тихона рассказал да упомянул, что человек этот, Тихон имеется в виду, вовсе не так прост, как пытается себя на людях показывать. Уж больно у него образование хорошее, манеры далеко не крестьянские, да и держится он с природной гордостью. Явно не крестьянского он роду-племени. Подружились мы с Тихоном и много времени в беседах на различные темы проводили. Знания его меня поражали, держался он с таким достоинством, которое нечасто даже при дворе у высших сановников нашего государства встречается.

Батюшка тайной, которую ему Тихон на исповеди открыл, со мной, естественно, делиться не стал. Но недавно намёк один сделал, и был он настолько прозрачным, что у меня аж дыхание перехватило. Ведь отец Рафаил очень хорошо знал, чем я занимаюсь. Он с большим любопытством всегда меня расспрашивал о том, как продвигается моё исследование. Я и тогда любил, да и сейчас – отказываться не буду – люблю с ним беседовать, и когда дела приводят меня в эту сторонку, я обязательно предварительно списываюсь с отцом Рафаилом, и мы уделяем немало времени нашим обоюдно полезным и занимательным беседам. В предыдущую нашу встречу, которая почти год назад случилась, я ему с большим облегчением сообщил, что окончательно завершил писать историю княжеских родов России от Рюрика до наших дней и даже успел передать её одному издателю. Он улыбнулся только да головой качнул: «Не всё так просто, как ты это себе представляешь, Пафнутий Петрович. Ты бы лучше, чтобы я голословным не выглядел, покопался хорошенько в своих бумагах и выяснил, кем же были предки Тихона».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза