Жилой комплекс «Курицын»

Бумага была составлена так безграмотно, что ею можно было убить нескольких учителей русского языка. Пушная требовала восстановления в должности, зарплату по штатному расписанию и компенсацию за увольнение. Вишенкой на торте стала изувеченная группа во Вконтакте, из которой Пушная удалила рекламные материалы и написала гадостей в стиле «Посмотрите, как застройщик обходится со своими работниками». Впрочем, толк от этого демарша был нулевой, поскольку вверенную ей группу Пушная вела точно так же, как и все свои дела. В группе состояло всего семнадцать человек, то есть как раз коллектив Сашиного офиса плюс несколько подружек самой Пушной.

Оставалось загадкой, отчего же ей не работалось в фирме при такой-то потрясающей трудоспособности. Она могла бы многого достичь.

Юродивые

Почему не бывает, чтобы хоть раз было всё хорошо? Только уладишь по всем фронтам – обязательно всплывёт ещё какая-нибудь дрянь. И это логично. Когда всё слишком прекрасно, любой изъян заметен и печалит. Когда же и так худо, над лишней заботой некогда и плакать – всё кажется одинаковым. Наверное, примерно так и появилась фраза «Не жили хорошо – нечего и начинать».

Небо послало новое испытание на Сашину стройку. Вы помните отцов Вениамина и Никодима? Саша забыл их ещё год назад, но история на этом не закончилась. Батюшки откопали закон, по которому государство обязано возвратить церкви всё, что отобрало в 1917 году. Доселе церковь отжимала по нему лишь школы да больницы, но чем хуже земля в переулке Ушкиной?

Один нюанс. В тот день, когда закон вступил в неотвратимую силу, мэрия уже не была собственником участка. Это очко в пользу Саши. Но и первый частный покупатель в тот день ещё не вступил в законные права, потому что договор регистрировался в Росреестре. Значит, не всё потеряно, решили святые отцы. Почему бы не попытать счастья за хороший куш? На всё воля божья.

Рано утром к воротам стройки прибрели не то калики перехожие, не то сироты убогие, притащили с собой огромный деревянный крест, заблокировали вход и стали пугать работников библейскими проклятиями.

Сторож не смог ничего сделать. Ральф тоже испугался и сидел в конуре с поджатым хвостом. Полиция приехала через два часа. Титушки показали ксерокопию Федерального закона «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения», и полицейские зависли. Посовещавшись с кем-то по рации, они объявили Саше, что его вопрос находится в поле хозяйственных отношений, поэтому вызывать их больше не надо, а надо идти в суд.

Семеро бойцов, настоящее войско господне, отныне дежурило возле ворот. Две женщины, мужичок с жидкой бородёнкой и дети обоего пола от шести до пятнадцати. На попытки сближения начинали орать на поражение. Старшая из женщин брякалась оземь и имитировала смесь религиозного экстаза с эпилептическим припадком, а дети принимались со знанием дела распинать мужичка на воротах.

Саша, Таня, Варвара, Алёна и Филипп уже час сидели в машине, глядя на бесплатный цирк. Саша как главный, Таня как сочувствующая, Алёна как юрист, Филипп как самый креативный, а Варвару взяли как самую верующую.

– Есть у меня одна идея, – наконец сказал Филипп. – Я эту братию хорошо знаю, три года пел в церковном хоре, пока меня дьякон не стал за попу трогать. Мы с Саней пойдём, а вы нас прикроете. Если через пятнадцать минут не вернёмся, считайте нас коммунистами.

Никто не возражал: терять было нечего. Попов и Алешин вышли из машины.

– Христос посреди нас! – обратился к публике Филипп.

– Есть и будет! – было ему ответом.

– Мир вам!

– И духу твоему! – Они явно приняли Фила за своего.

– Батюшка сказал, вас будет семеро, а вас тут сколько?

– Семеро, родной наш, – ответила кликуша, и Фил сразу за неё уцепился.

– Ты, сестрица, старшая? – утвердительно спросил он. – Вам сказали, что я подъеду?

Юродивые раскрыли рты и заморгали, но Алешин и не дожидался ответов. Этих надо было ковать тёпленькими.

– Стойте здесь. Никого не впускать, никого не выпускать, наше дело правое, с нами Бог. Я скоро. – С этими словами он просочился в ворота, увлекая за собой недоумевающего Сашу. Как только сторож задвинул засов за их спиной, Фил указал на гору хлама имени Ямова:

– Что это?

– Хлам, – ответил Саша. – Не могут убрать никак, бездельники.

– Годится! – оценил Алешин, в котором проснулся режиссёр-минималист. – Идём!

Он потащил Попова к коробке из-под холодильника, которая вообще невесть откуда взялась на стройке. Ловко разорвав её на весу, Филипп обзавёлся четырьмя хорошего размера картонками. Ненужная их сторона хранила предание о заводе-производителе, а другой, девственно чистой, выпало принять на себя горячий творческий порыв. Три минуты работы строительным фломастером – и новый Моисей сошёл к верующим со своего Синая, неся в руках четыре скрижали.

– Не нравится мне, как вы стоите, братья и сестры, – закричал он пастве с укоризной. – Ей-богу, как цыганки! Никакого толку! Вот, держите!