Я был некрасивым человеком с неуклюжей фигурой и рябой кожей, который висел в дурацкой позе на поручне, раздавленный толпой ненавидящих его людей, и сам их ненавидел. Одежда его была несвежей и помятой, взгляд – пустым и усталым, а из глаз бежали две блестящие капли. Мир вокруг расплывался и утекал вдаль.
Я видел снег. Или пепел? Я не мог понять. Я спускался с холма вниз, в долину. Нет, это был не холм. Это была груда строительного мусора. Вокруг меня, собственно, всё было строительным мусором. Остовы многоэтажных домов, похожие на скелеты мёртвых чудовищ, причудливо торчали со всех сторон. Поверхность, по которой я двигался, была неровной от того, что на земле были свалены кучи бетона, стекла, металла и прочих обломков. На моём пути встало торчащее из кучи металлическое ограждение в виде металлических завитков, которое пришлось обогнуть.
Я шёл не просто так. Я испытывал страх и одновременно притяжение к тому месту, куда смотрел. Я видел там фигуру, занесённую этим снежным пеплом, который непрестанно валился с небес. Тело человека лежало на боку, придавленное к земле обломком бетона, из которого торчали ржавые железные штыри. На месте груди находилось бесформенное пёстрое крошево, пронизанное насквозь кусками арматуры.
Порыв ветра сдул с тела слой пепла, открывая часть лица. Щека была содрана, обнажая белые, ровные зубы. Остекленевший глаз, вылезший из глазницы, смотрел в небо. На секунду мне показалось, что это вообще не человек. Кажется, что-то металлическое блеснуло у него во рту, хотя я не был уверен. Но почти тут же я вдруг узнал его, и от этого меня начало трясти мелкой дрожью.
Синева вокруг дрожит. Нет, это я дрожу. Я лежу на земле. Я свалился со скамейки возле подъезда на асфальт. Мне очень холодно. Стучат зубы, я не могу согреться. Я кое-как залезаю обратно на скамейку, пытаюсь осознать увиденное.
Я только что видел свой собственный труп. Что это было? Сон? Но это не похоже на сон. Это словно кусочек прошлого, которые один за другим возникают в моей голове. Может, это и есть прошлое? Может, я умер и сейчас брожу по аду в наказание за свою бестолковую жизнь?
Нет. Это точно не так. Во-первых, не верю я в ад. Во-вторых, я же видел своё тело со стороны. Значит, я был кем-то другим. Тогда кем? Да кто я вообще на самом деле?
Может, я Левин? Может, я умер тогда и увидел труп своего врага? Я чихаю. Чушь, чушь. Горло режет. Надо унять дрожь. Где-то у меня был пуховик. Вот валяется. Надеваю его. Всё ещё трясёт. То, что я видел – это может быть чем угодно. У меня лихорадка, жар. Хорошо бы сейчас в тепло. На юг. На море. На какое-нибудь Дохлое море. Погреться. Или оно Мёртвое? Нет, не надо вспоминать. Сейчас опять провалюсь туда, в весёлые картинки. Это всё неправда, там. Не может быть такой нелепой жизни. И такого бестолкового меня. Я же хороший. И неглупый вроде. Был. Если, конечно, я – это я. А может, я африканец? Тогда понятно, почему я мёрзну.
Наклоняюсь к ноге, задираю штанину. Нет, кожа светлая. А это что? Откуда такой огромный синяк? Оказывается, он ноет. И всё-таки хорошо, наверно, в Африке. Оторвали меня от моей родины, привезли в этот суровый серый край… А какой, собственно, край?
Может, это всё-таки ад? Филиал ада. Если ты попал в ад, как это понять? Там вроде пять кругов… Или не пять? Нет, пять – это Олимпиада. Не помню… Там – больно. И мне сейчас больно. Нет, в аду котлы. Виртуальные. Или горшки.
Где я? Может, я сам тут, а душа в аду? А такое бывает? И совесть тогда где? Между мирами? Я тру лоб, пытаясь привести мозг в порядок. Мысли плывут в никуда. Агатомея. Мысли. И они тоже между мирами. А я? Я-то где?
Я сижу на скамейке возле подъезда. Стоит тёмная ночь. В домах вокруг мерцает зелёным всего пара окон. Недалеко горит фонарь. Странно это всё. Что странно? Да вот то, что я вижу в прошлом. Странный этот огонь, не настоящий, который пожрал нашу шарашку. Странный Левин. Странные бандиты. Нереально это всё. Не могло такого быть. А уж курносый дворник – такого точно не бывает. И чувствую я себя странно.
Хочется пить. Трубы горят. Почему так говорится – «трубы горят»? Может, потому, что пароход? Наш пароход вперёд летит… Трубы загорелись у парохода, надо потушить. Поэтому топят его в воде вместе с людьми. Или это не трубы горят, а трупы? Крематорий. Прах к праху. Да. О чём я думал?
Трудно найти место на моём теле, которое не болит. Живот режет изнутри. Он просит еды. Наверно, можно пойти вон к тем мусорным бакам и поискать еду. Но мне слишком плохо. Меня трясёт. И нога. Почему я раньше не замечал, как она ноет?
Стоп. Кажется, опять та же мелодия из окна. Я точно её знаю. Может, я её играл раньше на виолончели? Ха-ха. Смешно. Но сейчас она точно электронная. Какая знакомая музыка… Нет! Не вспоминать! Может, просто напеть? Ля-ля-ля…В горле сипит и клокочет. Никакое это не пение, а предсмертный хрип. Но я точно слышал эту музыку… Я снова громко чихаю. Где платок, чёрт побери?