Жёлтая виолончель

Но откуда она, эта музыка? Кажется, из того же окна. Значит, я вернулся к тому подъезду, у которого сидел в прошлый раз. А дедушка с собакой тогда вошёл или нет? Вроде бы вошёл. И эта музыка… До чего же хочется вспомнить…

– И знаете, – сказал Иванов, отходя далеко от меня, к доске, – я пришёл к ошеломляющему выводу, что ваша основная проблема кроется в вашей памяти. Вы помните, если можно так выразиться, слишком много. Вас ограничивают рамки ваших стереотипов, воспоминаний, комплексов. Уж не знаю, что там такое прячется, в вашей голове, но оно точно вам мешает. И, однако, я вижу в вас прогресс… Хм. Я же просил вас снять очки.

– Я и снял, – сказал я, находясь мыслями далеко отсюда. Я вспоминал Элемента. Пожалуй, это единственное существо, с которым я мог нормально поговорить в последнее время…

– Ну, так отложите их в сторону, не вертите! – Иванов сердился, я это отлично видел, хотя он и находился от меня на расстоянии метра в три. – Я приготовил для вас новый эликсир. Он действует совершенно по-другому. Попробую объяснить…

Он раскрыл книгу, которую всё это время держал в руке. Или это была тетрадь? Скорее тетрадь в твёрдом переплёте, исписанная убористым почерком. Иванов показал мне разворот и ткнул пальцем в маленький рисунок в углу.

– Как вы думаете, что это? – спросил он.

– Думаю, сердце, – ответил я.

– Хм. Как вы догадались? – удивился Иванов. – Там так плохо нарисовано.

– Там же подпись внизу, – объяснил я. – «Сердце в разрезе».

– Замечательно! – Иванов вдруг заулыбался, закрыл книгу и направился ко мне. – Так вот, об эликсире… Давайте уже приступим к делу. Идите за мной.

– Вы хотели что-то объяснить, – напомнил я.

– Объясню по ходу дела, – ответил Иванов. Я видел, что у него отличное настроение, лучше, чем когда бы то ни было. С чего это вдруг? Он шёл к лестнице, буквально пританцовывая, хотя выглядело это несколько чудно.

Снова мы спускались в подвал, и снова я ощущал неясное беспокойство. Да, Иванов рассказывал мне общий смысл своих экспериментов, но то ли я упускал что-то из виду, то ли он рассказывал не всё. Я всё ещё не мог понять, чего он пытается добиться и каким образом.

– Ложитесь, – сказал Иванов. – Ботинки, пожалуй, лучше снимите. Так удобнее будет.

Я послушно снял ботинки и носки и улёгся на жёсткую пружинную койку, приняв позу Осириса. Иванов заметил, что всё ещё держит в руке тетрадь, хмыкнул и положил её на стеллаж, а затем присел на одну из двух табуреток возле койки. На второй стоял металлический поднос со шприцем, бутылочкой прозрачной жидкости и ещё парой предметов.

– Понимаете ли, – сказал Иванов, – всё, что мы делали с вами раньше – это полдела. Вы частично погружались сознанием в некую абстракцию, но она в основном являлась порождением вашего же воображения, основанного на жизненном опыте, заблуждениях и психологических травмах. Я же хочу лишить вас всех эти помех. Tabula rasa. Понимаете?

– Нет, – ответил я. Я догадался – это была латынь. Пустая бочка, что ли? Нет, то вроде vacua vasa.

– Ну и прекрасно, – сказал Иванов. – Давайте руку.

Он перетянул мне предплечье ремешком.

– Поработайте кулачком.

Я начал сгибать и разгибать пальцы. Иванов тем временем наполнил шприц прозрачной жидкостью.

– Хватит, – сказал он. – Сожмите кулак.

Ремешок свалился. Игла вонзилась в вену. В меня втекала субстанция с неизвестным мне составом, не вполне понятным лечебным действием и, скорее всего, массой никем не изученных побочных эффектов.

– Профессор… – пробормотал я. Чёрт, почему я всё время называл его профессором? – А я точно не умру?

– Ну, что вы! – усмехнулся Иванов. – Вы совершенно точно умрёте. Только не думаю, что сейчас, и уж точно не от моего эликсира. Но я надеюсь на несколько ошеломительный эффект, это да. Я думаю, что сейчас вы уснёте, а когда проснётесь, абсолютно ничего не будете помнить.

Я вспомнил. Я вспомнил, что значит по-латински tabula rasa. И мне стало страшно.

– Профессор, – сказал я, пытаясь приподняться. – А это точно необходимо? И сколько это будет действовать?

– Совершенно необходимо, на мой взгляд, – отрезал Иванов. – Вы лежите, лежите. Я надеюсь, что действовать это будет всю вашу жизнь. Я планирую, что в вашем сознании произойдут необратимые изменения.

– Но вы только что сказали, что я всё забуду. Я вас правильно понял?

– Да, – ответил Иванов. – И все ваши подсознательные установки очистятся. Вы сможете начать абсолютно новую жизнь. А прошлое, как мне кажется, постепенно вы придумаете себе другое. То, которое вам более подходит.

Я не очень понимал его, но был уверен, что не хочу ничего забывать. Не хочу становиться чистой доской, на которой он будет писать то, что ему нравится.

– Это нечестно, – сказал я. – Вы должны были предупредить меня.