Жёлтая виолончель

Мычу что-то. Наверно не сообразил просто, вот и не сел. Башка у меня так работает потому что. По проторённым дорожкам хожу туда-сюда, а шаг влево или вправо сделать не догадываюсь. Вопрос в том, кто эти дорожки проторил… Или проторел? Я заливаюсь кашлем. Когда заканчиваю, мы уже стоим в тёмном подъезде, на площадке первого этажа. Она открывает дверь квартиры. Заволакивает меня внутрь. Опускает на табуретку возле входа.

– Ботинки сними.

В коридоре темно. Могу разглядеть только её блестящие глаза и мокрую куртку, которая она снимает и вешает на гвоздь в стене. Я стаскиваю ботинки. Она помогает мне сбросить пуховик. Потом мы двигаемся дальше.

– Садись.

Я чувствую под собой диван. Включается свет. Всё вокруг ярко-зелёное, я жмурю глаза.

– Раздевайся. Ты мокрый весь. У меня одежды твоего размера нет. Так что под одеяло.

Стаскиваю свитер, футболку, джинсы. Она смотрит. Наверно, надо бы стесняться. Отчего-то не стесняюсь. Может, потому, что меня начинает трясти ещё сильнее. Хотя в помещении, кажется, тепло.

– Ты чего весь в ранах? – спрашивает она. – Ложись, ложись. У тебя температура, похоже. Дрался, что ли?

– Да, – отвечаю я. – И дрался тоже. Но вообще не уверен.

Опускаюсь на подложенную подушку. Морщусь от боли в животе.

– Болит что-то?

– Живот. Тут.

Она снимает шапку. Стриженая коротко, почти под машинку. Лицо необычное. Никак не поймаю его в фокус. Пожалуй, симпатичное. Острый нос, слегка загнутый вниз кончик. Глаза посажены глубоко. На вид трудно сказать, сколько ей лет. Она сейчас в чёрной футболке с логотипом какой-то группы. Мышцы впечатляют.

– Так больно? – я чувствую на животе её холодную руку.

– Нет.

– А так?

– Нет.

Она вдавливает свои пальцы глубоко в мой живот. Внизу, справа. Резко отпускает.

– А так?

– Нет.

– Ну ладно. Похоже, всё не так плохо.

Она накрывает меня толстым ватным одеялом в чистом голубом пододеяльнике.

– Лежи пока. Сейчас.

Гляжу в потолок. Пытаюсь согреться. Там, под потолком, что-то висит. Кажется, штаны. Внезапно чувствую у себя под мышкой холодный предмет. Градусник, что ли? Ко рту приближается ложка голубой жидкости.

– Выпей.

– Это что? – спрашиваю я. – Эликсир?

Замечаю, как она хмурится.

– Какой ещё эликсир? Альмагель. Для живота.

Я выпиваю жидкость. Вкус приятный.

– Тебя как зовут? – спрашивает она, присаживаясь на стул.

– Не знаю, – отвечаю я. – Я ещё не успел вспомнить. А тебя?

– Вера.

Синие пятна перед глазами всё плавают, затрудняя попытки рассмотреть обстановку. Но штаны надо мной – это факт. Под мышкой пищит.

– Ел давно? – спрашивает она, прикладывая руку мне ко лбу.

– Не помню, – говорю я. – Но давно.

Ловлю её взгляд. Глаза серо-голубые. Нет, наверно, просто серые, а синева – это у меня в глазах.

– Градусник давай.

Я достаю градусник. Только не вылезать из-под одеяла. И так дрожу. Замечаю цифры «39.8».

– Ясно, – голос у неё спокойный. – Надо сбивать. Сейчас.

Стараюсь укутываться плотнее. Но она через мгновение приподнимает меня и подносит стакан с водой. Вкладывает в рот таблетку. Я с трудом проглатываю. Запиваю. Я откидываюсь назад. Снова всё плывёт. Слышу своё хриплое дыхание. Кашляю. Пытаюсь повернуться на бок, чтобы легче было кашлять.

Она уходит куда-то. Я лежу под одеялом и всё ещё трясусь. Ловлю себя на мысли, что с этой странной девушкой может получиться так же, как и с королём бомжей. Да нет. Нет. Она не такая.

Она возвращается. Снова садится на стул.

– Спасибо, – говорю я.

Она молча смотрит на меня, покачиваясь сверху. Я не понимаю выражения её лица. Спокойное, отстранённое. Нет, понимаю. Как можно относиться к бомжу, которого притащила домой?

– А это у тебя из окна такая музыка играла? – спрашиваю я.

– Какая?

– Тада-тада-тада, – хриплю, как могу.

– А, да, – она чуть улыбается. – У меня. Разве слышно? Я очень тихо пускаю по ночам. Я под это на тренажёре занимаюсь. Не люблю наушники.

– Я слышал. Что это? Знакомое, но вспомнить не могу.

– Много болтаешь для такого горла, – она встаёт. – Это Джорджио Мородер. Тема Ирен.

Она снова выходит на кухню. Я лежу, чувствуя, что дрожь ушла. Кажется, наконец, согрелся. Какое это чудесное ощущение… Мородер. Знакомо. Это из фильма какого-то старого. Да, помню. Точно. Там и другие мелодии были.

Вера снова садится рядом, в руках тарелка. На ней небольшая горка голубого риса.

– Съешь, – говорит она. Держит тарелку возле кровати.

Я чуть приподнимаюсь. Беру ложку. Зачерпываю. Отправляю в рот. Ещё. Ещё. Всё, больше нету. Возвращаюсь на подушку. Тарелка уезжает в синеву.

– А я думал, ты мутант, – бормочу я.

Свет выключается.

– Я мутант, – соглашается Вера из темноты. – Спи.

Я закрываю глаза. Тепло, мягко. В животе уютно, не болит. Тело получает удовольствие от того, что дрожь кончилась, и можно просто расслабиться и лежать. Кажется, ничего лучше и придумать невозможно. И, кажется, я сплю.