Жёны Шанго

– Я тебе скажу, нет проблем… Год назад я пообещал твоей мамаше, что оставлю тебя в покое. А она в ответ поклялась не трогать мою семью. Мать. Братьев. Тебя. Мы с Нана Буруку договорились – только и всего. Я держал слово. Мне это было выгодно. Поэтому мы с тобой и не виделись целый год.

– Но, Эшу…

– Поверь, это была удачная сделка. Потому что я всё равно был тебе не нужен. И, выходит, ничего не терял. Так что и стараться особенно не пришлось. Да и тебе это было не больно.

– Но, Эшу, ведь я же…

– Неужели будешь спорить, детка?

Эва умолкла. Спорить было совершенно не о чем. И сейчас, когда голова Эшу лежала у неё на коленях и Эва слушала его хрипловатый мягкий голос, она не чувствовала ни горечи, ни обиды, ни боли. Минувшего года будто не было вообще. Даниэл, его предательство, его оскорбления, удар, разбивший ей лицо, – всё уплывало от неё далеко-далеко, к повисшей между крышами луне.

– А неделю назад Нана Буруку первой нарушила договор. И развязала мне, слава богу, руки. Ты ведь теперь вернёшься ко мне, Эвинья? Хоть ненадолго? М-м?

– Эшу, но как же так… Разве так можно?..

– А разве нет? – Глаза Эшу светились из-под полуопущенных век лукаво и сонно. – Девочка, когда ты возвращаешься ко мне, другие женщины не нужны. Всё просто. Зачем усложнять? Я твой, малышка. А когда найдёшь себе нового засранца с денежками и высшим образованием… Ну что ж, снова стану твоим братом! И пусть меня утешают все шлюхи Барракиньи, вот так!

– Эшу! – Эва против воли рассмеялась. Ну как можно было на него сердиться?..

Эшу поднял голову. Лунный свет блеснул в его зрачках.

– Завтра прилетает мать. Незачем её расстраивать. Она любит, когда у нас всё хорошо. Все кое-как устроились… Даже Йанса не застрелила Ошосси – вот до чего дошло! И Ошун вовсю трахается с Шанго на Итапарике! И Огун делает счастливой Оба! Жрёт всё время её еду и скоро в двери перестанет пролезать! Одни мы с тобой чего-то дожидаемся…

– Постой. – Эва старалась додумать какую-то очень важную мысль. В этом ей очень мешали руки Эшу, вовсю исследующие её грудь под тонким платьем. – Эшу, успокойся! Хоть минуту подожди! Ты понимаешь, что моя мать… Она может навредить тебе! И очень сильно! Она нарушила вашу сделку, но лишь потому, что Ошун вмешалась не в своё дело! Мать была права, не пуская никого к эгунам… Никто не должен путать дороги Ифа… а ты… и Ошун… Да убери же ты руки, успеешь!.. Моя мать сделает так, что ты снова окажешься на крючке!

– Соскользну! – хмыкнул он. – Разве я не Эшу? Разве я никогда не дрался с Нана? Не думай о пустяках, любовь моя… Не думай ни о чём, когда я здесь.

И Эва очутилась в его руках – сильных, горячих, пахнущих сигаретами и кашасой. И луна, вскарабкавшись, наконец, над кварталом, облила холодным серебром пустой переулок и две фигуры, намертво обнявшиеся возле свалки ящиков.

Эпилог

С началом февраля в Баию пришла страшная жара. В день Йеманжи песок на пляжах был раскалённым, как лава, но шумные, смеющиеся процессии в бело-синих одеяниях шествовали по нему босиком. Отовсюду звенела музыка. Грохот барабанов летел к выцветшему от зноя небу, которое с криками резали чайки. Мало кто из туристов мог вынести такое пекло, и баиянцы праздновали день покровительницы своего города без чужих. На плечах Детей Святой плыли огромные статуи Йеманжи. Призывы «Одойя!» и пение слышались со всех сторон. Волны океана источали запах парфюма: с раннего утра в воду вылили немыслимое количество духов и одеколона, одаривая Святую. Песок был сплошь засыпан цветами. Они увядали мгновенно под палящими лучами солнца, но те, кто хотел милости Йеманжи, приносили новые и новые букеты, гирлянды и просто охапки. От берега отходили жангады и лодки с цветами и украшениями. Множество самодельных корабликов – бумажных, деревянных, пластмассовых – плясали в волнах. Некоторые из игрушечных судёнышек уже выбрались на большую воду и уходили к горизонту сквозь искрящиеся солнечные блики. Люди входили в море. Наклоняясь к воде, шептали слова благодарности и мольбы, свои тайные мечты и желания. Сегодня Йеманжа была среди своих детей и принимала их просьбы, обещая исполнить. Сегодня Город Всех Святых славил Мать Всех Вод.

Жанаина сидела на песке в стороне от смеющейся и танцующей толпы. На ней был белый сарафан с синими раковинами по подолу, волосы скрывались под голубой повязкой. Коричневое лицо блестело от пота. Жанаина с широкой улыбкой следила за тем, как Эшу на руках заносит в воду Эву. Та, смеясь, обнимала парня за шею. Вокруг ног Эшу вились и прыгали по волнам кораблики Йеманжи.

– Малыш, однако, не теряется, – проворчал сидящий рядом с матерью Огун. Жанаина улыбнулась, потрепала старшего сына по ёжику волос.

– Дети счастливы – что ещё нужно? Ты ведь останешься с нами сегодня?

– Только до вечера, мам. В полночь у меня уже самолёт в Рио.

Жанаина нахмурилась. Собралась было что-то сказать, но в это время в её сумке мелодией самбы грянул телефон. Огун вздохнул с явным облегчением.