Жирандоль

На укрощение хулиганистых кудрей мобилизовали папильотки – значит, быть кукольным локонам, как на полотнах старых мастеров. Инесса очень настаивала на подвенечном платье. Его соорудили из соседской голубой шторы, расшили вручную синим стеклярусом, будто бы справа на подоле сидела жар-птица, распушив хвост на лиф и вокруг бедер. Стеклярус отпороли от благополучно порванных оркестровых костюмов, кажется, еще прошловековых. Тетя Нюра подсуетилась, откопала в недрах концертной кладовки и отшелушила синие бусинки по зернышку, преподнесла в подарок. На рукава шторы не хватило, но это даже к лучшему – получилось дореволюционное декольте, как на балах. Вторая занавеска истрепалась в клочья, потому и пожертвовала ее любезная Лидия Алексеевна, вдова прежнего главы купеческого собрания. У нее на замену другие отыскались, желтые. Раньше во всех пяти комнатах первостатейные шелка и бархаты на окнах красовались, а теперь две скромные комнатушки донашивали неистраченный интерьерный шик, так что хватало, да еще и с лихвой.

Инесса не обрадовалась, увидев сестру с бессовестно прекрасной обнаженной шеей и руками.

– Пф-ф, это Казахстан, милая, а не дворянское собрание. Неплохо бы прикрыться, апашкам не понравится.

– А все равно ткани больше нет. – Ася закружилась по комнате в сколотом булавками наряде. – Хоть на один денек представлю себя графской дочкой.

– Замолчи! – Старшая покраснела, разнервничалась.

– Ладно, ладно, шучу.

Сестра, извиняясь за резкость, подошла и обняла за талию.

– Ой! – Она укололась спрятанной в ткани булавкой, скривила красивую губу, буквально из воздуха достала флакончик спирта и капнула на ранку. – Знаешь, у меня ведь подарок есть как раз к этому поводу и для этого дня.

Младшая ожидала нудных нравоучений про будущую семейную жизнь, про долг и ответственность, поэтому удивленно вскинула ресницы. Инесса уже спряталась по пояс в платяном шкафу.

– Вот, держи.

На сухой медицинской ладони с белесой географической картой пересекавшихся линий лежала драгоценность – одинокая серьга-жирандоль: ажурная сердцевина, три шипастые висюльки с хищными пастями несимметричных дырок, в каждой по камню сикось-накось, с издевательской небрежностью. Если перевернуть, она напоминала желто-синего льва со вздыбленной гривой и клыкастой пастью.

Агнесса ахнула и прижала ладошки к груди. Она уже видела эти остатки роскоши, но не представляла, что когда-нибудь станет их полноправной хозяйкой.

– Ты серьезно, Ин?

– Рюмку с гербом и янтарный перстенек я себе оставлю, Броне с Германом на память, а из жирандоли тебе подвеску изготовим, это нетрудно. Не теряй, береги. Это огромные деньги.

Ася осторожно взяла в руки сокровище: три малюсеньких сапфирчика на сочленениях подвесок с основанием и по одному на трех висюльках. Они будут блестеть на груди, покачиваясь в такт шагам. Надо просто завернуть крючок петелькой и повесить на шелковую нитку.

– Даже слов не подберу, – растроганно пробормотала она.

– А это от Левы подарок; раз уж такое дело, он решил поступиться принципами. – Из объемного клетчатого кармана, куда сбегалось все потерянное детьми, иголки на катушках, записки, поломанные карандаши и даже забытые на подоконниках чайные ложки, Инесса извлекла бархатный мешочек, которого Ася раньше в доме не видела. – Раз, два, три… – Она заметила, с каким напряжением следила невеста за ее руками, и улыбнулась. – Да у тебя нос вытянется от любопытства!

Тонкие и ловкие пальцы выудили из мешочка спутанный узелок золотой цепочки, поколдовали, взвешивая и распутывая.

– Ох, Инка! Левушка просто ангел! Обожаю вас, мои родные! – Ася подпрыгнула, захлопала в ладоши и изо всех сил сжала сестру в объятиях, снова уколов и ее, и себя.

– Вот и настоящее украшение у тебя. Пусть семейная жизнь будет блестящей, как золото, яркой, как камни, и бесконечной, как цепочка.

Рукастый часовщик уже к вечеру соорудил из застежки петельку, и настоящая фамильная драгоценность украсила подвенечный наряд.