В конце августа я прилетел в ближайший к месту заключения город, взял напрокат машину, три часа ехал по незнакомой местности и прибыл к приёмной тюрьмы после обеда. Меня попросили отнести всё содержимое моих карманов обратно в машину. Всё, что я мог взять с собой, — это пластиковую карточку, выданную мне в приёмной, чтобы я мог купить себе в тюрьме попить; документ, дающий мне право на посещение заключённого, и круглый металлический номерок, на который я обменял ключи от своей машины. После короткого ожидания меня и нескольких других посетителей подвезли на автобусе к одному из тюремных корпусов. Зарегистрировавшись, я прошёл две раздвижные двери — первая за мной запиралась, прежде чем открывалась другая, — и оказался в так называемом «кафетерии». Здесь были десятки маленьких столиков, где заключённые — только мужчины, одетые в зелёные одежды, — сидели со своими друзьями или родственниками. Вдоль одной стены стояли автоматы по продаже газировки. Я подошёл к столику, за которым сидели две женщины — тюремные надзиратели, наблюдающие за происходящим, — и представился. Они направили меня к пронумерованному столику, за которым я и стал ждать, пока Джея Амбершела вызовут из камеры.
Я ждал около четверти часа. Вокруг было странное зрелище — по крайней мере, для меня. Заключённые сидели вместе со своими жёнами, подругами, матерями, отцами, детьми; болтали, пили газировку, играли в карты. Я смотрел и не мог представить себе, какие чувства бушуют у них внутри. Там находилось около тридцати или более человек. В дальнем конце комнаты была металлическая дверь, которая, как я понял, вела в другую часть тюрьмы. Время от времени через эту дверь в «кафетерий» входил заключённый, и я присматривался, не это ли Джей Амбершел? Несколько раз это оказывался не он, — эти мужчины не обращали на меня никакого внимания и направлялись к другим посетителям за другими столиками. Должен признаться, что пару раз я испытал облегчение, убедившись, что это не Амбершел, чувствуя между этими людьми и собой серьёзные расхождения во взглядах. Но кто знает? Это были поверхностные первые впечатления. Я осознал, что осуждаю других, и попытался расслабиться, готовясь к тому, чтобы встретиться с кем угодно, с тем, кто сядет рядом со мной. И тут вошёл ещё один человек, переговорил с двумя тюремными надзирателями, посмотрел в направлении моего столика и подошёл ко мне. Это был Джей.
Он мне сразу понравился. Ему было около шестидесяти лет, у него были седые волосы и доброе, открытое лицо. Я встал, пожал ему руку, и мы сели за маленький квадратный столик.
Сначала поболтали о том о сём, но уже скоро перешли к тому, что действительно интересовало нас обоих, — к Тому, Кто Мы на самом деле.
Я спросил, как долго он пробудет в тюрьме. «Наверное, до конца своей жизни», — ответил он. Однако на протяжении всей нашей встречи я не заметил в нём ни намёка на жалость к себе. На самом деле было верно прямо противоположное — я ощущал в нём тихую радость и покой.
Когда я прочитал его заметки, было такое ощущение, что Бог — который на самом глубинном уровне является мною самим и вместе с тем абсолютно отдельным от меня и выше моего понимания — таинственным образом позвал меня из этой тюрьмы. Я ощущал, что меня позвал кто-то другой, который одновременно является мною, и я хотел познакомиться с той частью меня в этом человеке. Мне было любопытно посмотреть, каков он. И я хотел поговорить с ним о том, что было, как я догадывался, одинаково дорого нам обоим.
Я также знаю, как замечательно иметь друзей, которые ценят этот прямой путь
И когда мы готовы смотреть и слушать, друзья часто могут вдохновлять и учить нас. Наверное, это одна из причин, по которой Бог создал «других», — исследовать как можно большими путями удивительное чудо Бытия. И когда есть «другие», которые в то же время являются
Во время нашей встречи я заметил, что два-три раза глаза Джея наполнялись слезами. Он был тронут моим присутствием в этой комнате — тем фактом, что я проехал столько миль, чтобы увидеться с ним. Но его тронуло не только то, что я взял на себя труд его навестить, но красота и бездонная глубина того, что мы с ним разделяли. И он был изумлён, как и я, тем, как просто