Жить в эпоху перемен

— Это я вне себя, — объяснила ему, прикуривая. — Вас обоих надо с веничка сбрызнуть. Если бы все врачи и учителя могли вот так вот запросто продавать самолеты… Тошка же сам показал: минус демократия! Минус!! То есть это тебя и вычли, демос несчастный… АП — завопила я. — Милый, дорогой, любимый! Ты же говорил, что у тебя одна пациентка — сестра командующего округом. Плюнь на самолет! Чего ради тебе с Тошкой делиться? Давай продадим пару танков и гаубиц!

— С тобой невозможно серьезно разговаривать! — еле сдерживаясь прошипел от и всунул в рот еще одну сигарету.

— Ага-а!! — усилила я напор. — Значит, танки и гаубицы от взрослой бабы — несерьезно, а ребенка самолетами травить можно? А ты не узнавал, Тошкин директор не хочет продать самолет? А завуч как?

— Все хотят продать самолет, — мерно ответил мне муж, — комиссионные большие.

— Давай, миленький, посчитаем. Директор, завуч и четыре учителя, да мы с тобой, да еще пара врачей, которые бедному ребенку прививки делают, да репетитор по английскому, да родители ребенкиных друзей — и все хотят продать самолет! Ты подумай сам, где несчастный отец найдет столько самолетов?

Сигарета застыла в Сашиной руке.

— Да, — задумчиво ответил он, — в логике тебе не откажешь. Действительно, надо торопиться. Самолетов может не хватить. Но если будут давать по одному самолету в руки…

— Дай сигарету! — гаркнула я. — Зачем тебе нужен самолет в руках?

— Ты знаешь, — сказал он неожиданно ясным голосом, — я бы получил лицензию и занялся частной практикой. Все-таки я, говорят, неплохой врач. Мне нужны деньги на аренду и оборудование. Я бы работал, а ты бы дом вела…

Это был удар ниже пояса.

— Сашенька, — сказала я, — ну, если хочешь — попробуй, но ты же понимаешь… Кроме того, — на меня снизошло гениальное озарение, — СУ-27 — это федеральное военное имущество. Вас посадят вместе с генштабистом и педагогическим коллективом.

Муж был потрясен, он был в нокдауне.

— Ты точно знаешь?

— Абсолютно. Посадят всех. А куда я с детьми денусь?

— Ты хочешь сказать, что продавать самолеты — незаконно?

— Ага, — с тайной радостью подтвердила я. — От двух до пяти с конфискацией. В душ пойдем? А то уже три и так раньше четырех не заснем…

Наутро мы с мужем, привычно не выспавшись, хором убеждали Антошу в тщете мирской суеты около военного имущества. Он смотрел на меня с отвращением и отбрехивался: «Ночная кукушка, конечно, всех перекукует… Я-то, Саня, тебя крепким мужиком считал…» — а вечером отъехал в столицу всех самолетов на верхней боковой полке плацкартного вагона.

Через пару месяцев он позвонил поздравить нас с Новым годом.

— Ну как у тебя дела с самолетом? — спросила я.

— A-а, сорвалось. Пацана в другую школу перевели. Я теперь нефтеналивной танкер продаю — у меня ученица, так у нее мамаша в торговом флоте большая шишка.

— И по сколько танкеров в одни руки дают? — спросила я.

К вопросу об идеологии реформ в области экономики

Надо, пожалуй, начинать жизнь сначала, вяло подумала я, довлачившись от Сергея до рынка, но начать не успела. Около дверей моей конторки в полной боевой готовности, подпрыгивая и потирая руки, как вратарь на воротах, маячил Коля.

— Анна Сергеевна, ну где вас черти носят! Там вас ждут. Из этого… Из Пенсионного фонда.

Я прислушалась к себе. Странно. Известие скорее обрадовало, чем раздосадовало. Скорее взбодрило, чем добило. Странное было чувство, незнакомое, щекочущее и приятное. Похожее на охоту рвать клыками живую, дымящуюся плоть.

— Спасибо, Коля. Не дрейфь. Мне эта проверка сегодня кстати. Кажется, я хочу искупаться в крови поверженного врага!

Я похлопала по плечу ужаснувшегося Колю, бормотавшего белыми губами: «Анна Сергеевна… с людьми… там женщины…» — и вошла.

Что же я увидела? Правильно, двух дам, одну лет на десять помладше другой. Они были достаточно хорошо отмыты и в меру упитанны.

— Здравствуйте, — первой поздоровалась та, которая помладше. Она, судя по всему, была главной. — Документальная проверка за три года.

— Здравствуйте, — оскалившись в дружеской улыбке, ответила я. — Пожалуйста, только я восемь месяцев всего работаю.

— Предприятие-то зарегистрировано три года назад. Вы что, его купили?

— Вернее сказать, мне его подарили. Приятель в Штаты перебрался, так вот и отдал, можно сказать, ни за что. Но документация у меня вся есть.

Вопрос из чистого любопытства, дорогой читатель, чем дело кончилось? Вы, конечно, усмехнетесь и, не задумываясь, отмахнетесь: как бы ты ни топорщилась, штрафанут, ясно даже и ежу. На такой вопрос нынче ответит и десятилетний ребенок, поэтому попробую-ка я уточнить: а как штрафанут? За что? Вы, пробежавшись по своей жизни, небрежно похлопаете меня по плечу: был бы человек… Разденут тебя, бабонька, до нитки.

А посмотрим! И если они решат покуситься на самое дорогое… На мои ненаглядные денежки… На самое мое святое… Тогда им…

Представить чудовищную кончину нежданных грабительниц я не успела.

— Мы в общем закончили… — дружелюбно осклабилась главная, младшая. — Все у вас в порядке.