Жить в присутствии Бога

Если ты встанешь ночью и тебе покажется, что у тебя нет никакого расположения к молитве, начни делать поклоны, чтобы забыть о своей лености, и силы тут же придут к тебе. И действительно, силы приходят. До сих пор не был посрамлен никто из подвизавшихся с таким духом ведения, умеренности, благоразумия. Напротив, все приобретали необычайную энергию. Что человек хочет, то он и делает. Мы не в силах сделать только то, чего не хотим. Когда человек создаст подобную атмосферу в своей духовной жизни, все становится очень легким [1, 141].

«Утеснение себя и смиренномудрие делают душу непорочной», — сказал авва Исаия. Утеснение, а дословно с греческого «тесное место», не означает здесь скорбь, в каком смысле мы сейчас употребляем это слово, но имеет смысл «живу умеренно», «устанавливаю для себя тесные рамки».

Утеснение означает «добровольно сужаю круг потребностей», так чтобы жить без малейшего удобства. Мне хочется спать? Но я не буду пить кофе. Появились сладости? Не буду их просить. Пусть у меня не будет желания немедленно иметь все, что мне нужно, все, что доставляет мне покой. Я купил макароны в Салониках и тут узнаю́, что в Афинах макароны гораздо лучше. Не буду заказывать в Афинах. Ведь это расширяет круг моих потребностей, а мне нужно научиться жить стесненно, без обилия вещественных благ, без требований, без передвижений. Чем больше я расширяю свои запросы, тем больше моя душа приобретает связей, то есть перестает быть отстраненной от людей и вещей, и теряет свою непорочность, свое общение с Богом.

Утеснение означает не иметь книг, обходиться в жизни немногими вещами, быть, насколько возможно, умеренным в одежде и пище. Есть у меня десерт из сливок. Зачем мне тогда еще и десерт со сладким рисом? Достаточно первого. Не буду давать себе простора: ни в отношениях с людьми, ни в суждениях, ни во мнениях, ни в знаниях. Буду жить, насколько возможно, стесненно и сдержанно, «порабощая тело» и самого себя. Делая более узким круг своих потребностей, я остаюсь один, я и Бог. Это и есть непорочность, святость.

Впрочем, к сожалению, нужно признать, что все мы, люди, склонны искать удобств, что совершенно противоположно непорочности по Богу [1, 226–227].

Дорогие мои, отнесемся к своему пути серьезно, пусть наш труд будет усердным и сознательным. Приступить сознательно означает, что мы должны точно знать, что мы делаем, зачем мы это делаем, какую цель преследуем. Мы должны знать, что сами мы ни на что не способны, все совершает только Бог. Мы можем только приложить свои усилия, для того чтобы освободиться и избавиться от всего, принадлежащего миру. Будем делать это изо всех сил, со всем усердием и заинтересованностью, будем прилагать к этому все свои усилия и старания, дарующие нам Бога: «Употребляющие усилие восхищают Царство Небесное» (см. Мф. 11, 12) [1, 252].

Не будем забывать, что не послабление, но подвиг и страдание введут нас в рай. Восходит на небо агница страдающая, потому что именно страдание «зовет велиим гласом»[8], а не комфортная жизнь, не оправдания, не угощения, не внимание к нам духовника. Будем радоваться, когда о нас не помнят, когда нам даже и еду забывают поставить. Многие терпели дурное обращение, ели испорченную, протухшую, подгоревшую пищу и ничего не говорили, не видно было недовольства ни во взгляде их, ни на лице [2, 237].

О том, что важно подвизаться с юности

Что человек посеет в молодости, то и пожнет, когда придет в возраст. Молодость — период, который Бог дает человеку для того, чтобы он смог создать свое духовное будущее, вечность. Если молодость была безсмысленной и расслабленной, то старость будет болезнью и трудом, без особой радости [1, 235].

Бдение неотъемлемо от жизни юного. Если человек в юности не пребывает в бдении и не преодолевает в себе лень, то когда же он будет это делать? Вспомните преподобного Никодима, который в конце своей жизни жаловался, что не может удержать свой ум: он уставал и терял молитву[9]. Старость никогда не приходит одна, она приносит с собой всевозможные трудности. Собранность ума в юности делает старость достойной и придает человеку огромную стойкость [1, 237].

Живут два брата. Один поддается соблазну и пускается в мирскую жизнь. Другой с малых лет приходит в монастырь, предается старцу, доверяется ему, отдает ему свою жизнь и духовно расцветает. Спустя двадцать лет приходит в монастырь и другой брат, уже с седой бородой, состарившийся среди грешного мира и людского порока, и говорит: «Отче, умоляю тебя, я ничего другого не прошу, только жить в дому Божием». Я обнимаю его, целую и принимаю.