Теперь — боялись.
Дар Агвида был особым, присущим чуть большему числу Одаренных, чем способности Видящих — он мог считывать воспоминания предметов.
Мог погружаться в события, свидетелем которых стал камень возле дороги, заржавевший кинжал или какие-то руины.
Конечно, чем больше времени проходило с тех событий, чем больше Разумных касалось этого предмета, или просто находилось возле него, тем сильнее эта «память» стиралась, заменяясь новой.
Вместе с этим даром шёл аналитический ум, внимательность, вкупе с великолепной памятью и в итоге…
Агвид, в отличие от своего Мастера, Фроди и Аделы не был воином.
Да, постоять за себя он мог, но…
Но ему это было не нужно — такого ценного кадра никто не собирался отправлять на поле брани — его дело было планирование грядущих и, наоборот, анализ минувших сражений.
Его силой был его собственный ум.
И вот теперь парень гулял по острову, маясь от безделья, ведь Мастер, приволокший одну из Тварей, экспериментировал вволю, и ему явно было не до Ученика.
На самом деле, то, что Агвид был не при деле, означало только то, что про него ненадолго забыли — оно и к лучшему, на самом деле, ведь иначе его бы точно к делу припахали — лишь бы не шлялся вот так.
Остров был не просто пустынным — он был словно выгоревшим.
Будто тут когда-то уже было поселение людей, словно тут случилось что-то страшное…
Агвид, слишком сильно ушедший в свои мысли, неожиданно наткнулся на Аделу, так же как-то потерянно бродившую по лесу в поисках неизвестно чего.
Может, смысла?
Или, возможно, ответов?
Он — не их Учитель, и пробраться в глубины человеческого разума ему было не под силу, потому оставалось только гадать.
Девушка и парень, столько всего потерявшие, стольким всем обязанные одному единственному человеку, молча, словно брат с сестрою, пошли вдоль берега, крутым откосом обрывавшегося в морскую бездну.
Многие осторожные догадки Агвида подтвердились — остров явно горел, в густом, пышном сосняке чернели проплешины, уже начавшие зарастать, но не исчезнувшие пока ещё.
Вопрос был иной — было ли это преднамеренным или просто произошёл в какой-то из особо жарких годов лесной пожар?
Огонь…
Воистину, воплощение всего на свете, той самой Энергии, про которую рассказывали и древние фолианты со свитками, и Мастер, и сам он её ощущал, касаясь любого предмета с целью считать его «память».
Он и греет, он и убивает.
Ведь именно огонь убил их Эгиля, такого светлого и доброго мальчишку, которому, как раз таки, жить и жить бы ещё — он, черным пеплом развеянный по ветру, столько всего не успел сделать…
Принять смерть в пятнадцать лет.
Каково это?
Ведь это страшно — и именно поэтому так называемых ведьм с колдунами именно сжигали — огонь, как давал, так и забирал всё.
Абсолютно всё.
Убийц Эгиля, несомненно, бывших Одарёнными, они так и не нашли, из-за срочности решения вопроса со стаей Драконьего Края, и не могли даже заняться этим.
Если бы ему позволили, Агвид сам бы занялся расследованием — его дар к этому как раз располагал, и потому особенно остро ощущалось собственное бессилие, собственная безысходность в мире, где кто-то безнаказанно мог жестоко убить твоего друга.
Видимо, Адела думала о том же, судя по чуть покрасневшим и намокшим её глазам, — она была особенно привязана к мальчишке, он был для неё почти что младшим братом.
Был…
Зря Мастер отпустил его в самостоятельное путешествие — мальчишка, получив разрешение, сразу кинулся исследовать мир вкруг, описывать его в своих дневниках, изучая всё, до чего мог добраться.
И всех.
Конечно, особой любви к драконам он не питал, да и не сумел бы, только не с таким Учителем, но, как истинный учёный, он с восторгом относился к предметам своего исследования, желая понять их повадки, характер и саму суть.
И у него получалось это всегда — даже когда это казалось совершенно невозможным.
Удивительный мальчишка…
Был.
Всё! Хватит об этом!
Слишком больно…
Одно дело отправлять на смерть уже обречённых на неё глупцов, алчных до денег и славы, ничего не смыслящих в высоких материях, другое — лишаться почти брата.
А Адела всё молчала…
Вообще, она была великолепным собеседником!
Немая, пусть и не от рождения, а после перенесённых в раннем детстве каких-то потрясений, девушка никогда, в отличие от многих ей подобных, не сотрясала воздух зря.
Вдруг, Агвид осознал, что они пришли на противоположную сторону острова, оказавшегося совсем не большим, и та картина, что открылась ему, поразила немало повидавшего парня до самой глубины его души.
Нет, не молния ударила.
И не жгучее солнце подожгло сухую траву…
На берегу, совсем рядом с заплесневевшими, наполовину сгнившими кораблями, изрядно потрёпанными временем и погодой, чернели руины каких-то построек, похожих внешне на то, что было когда-то жилыми домами.
Оправившиеся доспехи и мечи, покрытые копотью камни скал, и, в противоположность всему этому — буйная зелень трав, которые, как известно, всегда хорошо росли на местах пожарищ.
И отполированные ветром кости.