На следующее утро Муций отправился к нему и спросил его от моего имени, задел ли он мой хвост? Тот попросил передать мне, что да, он задел мой хвост. На это я ответил, что если он задел мой хвост, то я вынужден считать это вызовом. Он заявил, что я могу считать это чем угодно. На это я решительно сказал: «Итак, и сочту это вызовом». На что он дерзко высказал суждение, что я решительно не в состоянии определить, что такое вызов. Я ему ответил на это, что я знаю это отлично и даже куда лучше, чем он. Он дал понять, что не стал бы он, дескать, вызывать такого, как я. На это я опять-таки повторил, что я считаю это вызовом. На это он зашипел, что я еще юнец и болван. Ну, возразил я, дабы за мной осталось превосходство, ежели я болван и недоросль, то он подлейший шпиц! – Вслед за этим последовал формальный вызов.
(
Откровенно говоря, я все-таки чуть-чуть струхнул, когда получил вызов, ибо дело явно шло к дуэли на когтях. Мне подумалось, что пестрый предатель со мной обошелся преподло, когда, побуждаемый ревностью и местью, я напал на него и стремился хотя бы сохранить перевес, который помог мне получить мой друг Муций. Муций сказал, что я, читая кровожадную записку с вызовом, побледнел как смерть, и вообще он отлично заметил, в каком душевном настроении я нахожусь. «Брат Мурр, – сказал он, – мне кажется, что эта первая дуэль, которая тебе предстоит, тебя несколько устрашила?» Я не стал ничего скрывать перед ним, открыл другу моему все, что было у меня на сердце, и сказал обо всем, что колеблет мою отвагу.
«О брат мой, – проговорил Муций, – о мой возлюбленный брат Мурр! Ты забываешь, что тогда, когда дерзновенный преступник тебя так отделал, ты был еще новичком, у тебя еще молоко на губах не обсохло; разве мог бы ты сравниться с тем отважным и дельным буршем, каким ты теперь являешься? Да к тому же и борьба твоя с Пестрым вовсе не была истинной и настоящей дуэлью по всем правилам и по всем законам справедливости, ее нельзя даже назвать столкновением или стычкою, это была попросту драка, быть может и идущая к лицу филистерам, но, бесспорно, не приличествующая нам, котам-буршам. Намотай себе на ус, братец Мурр, что люди, чрезвычайно завидующие нашим необыкновенным дарованиям, упрекают нас в склонности к дракам самого непристойного, бесчестного и даже позорного характера и среди своих людей-собратьев нагло ругают и, измываясь, именуют иных драчливыми, как коты! Вот именно поэтому истинно порядочный кот обязан соблюдать законы чести, они должны быть у него врожденными, он непременно должен придерживаться законов хорошего тона и избегать злобно-безответственных стычек такого вот низшего разбора; так, и только так можем мы устыдить людей, которые при известных обстоятельствах весьма склонны избивать и быть избитыми! Итак, возлюбленный брат мой, прочь всякий страх и робость, будь отважен, пребывай в убежденности, что в настоящей дуэли по всем правилам искусства ты сумеешь отомстить за все испытанные тобой неприятные минуты позора и что ты сам сумеешь так отделать этого пестрого бонвивана, что он хотя бы на некоторое время откажется от амурных интрижек и идиотского важничанья. Но постой! Мне как раз подумалось, что после того, что произошло между вами, поединок на когтях не может принести достаточного удовлетворения и посему вам гораздо лучше будет драться самым решительным образом, а именно на клыках. Но прежде всего нам следует выслушать мнение других наших буршей».