Житейские воззрения кота Мурра

– Юлия, – воскликнула принцесса, внезапно поднявшись и пронзая Юлию пылающим взором, – Юлия, можешь ли ты представлять его себе в объятиях другой, не томясь при этом несказанной мукой?

Юлия вся залилась румянцем, и тоном, по которому можно было понять, сколь глубоко уязвленной она чувствует себя, она возразила:

– Никогда я не представляла его себе в моих объятиях!

– Ах! Ты его не любишь, ты его не любишь! – так резко воскликнула принцесса и вновь опустилась на софу.

– О, – сказала Юлия, – если бы он вернулся! Чисто и безгрешно чувство, которое я питаю к этому дорогому человеку, и, если я его никогда больше не увижу, все равно мысль о нем будет озарять всю мою жизнь, как прекрасная светлая звезда. Но, конечно, он вернется! Ибо как может…

– Никогда, – прервала ее принцесса резким и пронзительным тоном, – никогда он не вернется, не вправе вернуться, ибо, по слухам, он находится в Канцгеймском аббатстве, отрекшись от света, и скоро вступит в орден Святого Бенедикта.

Очи Юлии наполнились светлыми слезами, она молча поднялась и подошла к окну.

– Твоя матушка, – продолжала принцесса, – права, совершенно права. Наше счастье, что он исчез, этот безумец, который, как злой дух, нарушил покой в наших сердцах, безумец, который хотел растерзать в нас наши собственные души. И музыка была тем волшебным средством, которым он очаровал нас. Я предпочла бы не видеть его никогда больше.

Слова принцессы для Юлии были подобны ударам кинжала, она потянулась за шляпой и шалью.

– Ты хочешь покинуть меня, моя нежная подруга? – воскликнула принцесса. – Останься, утешь меня, если ты можешь! Жуткий страх идет по этим залам, по парку! Ибо знай…

С этими словами Гедвига подвела Юлию к окну, указала ей на павильон, в котором жил адъютант принца Гектора, и начала приглушенным тоном:

– Взгляни туда, Юлия, те стены таят гибельную тайну; кастеллан и садовник клянутся, что с тех пор, как принц уехал, никто там не живет, что двери заперты накрепко, и все-таки… О, взгляни только туда, взгляни только туда! Неужели ты не видишь, там у окна?..

И в самом деле, в окне, выходившем на фронтон павильона, Юлия увидела темную фигуру, которая в то же самое мгновение поспешно исчезла.

– Здесь отнюдь не может идти речь, – возразила Юлия, чувствуя, как рука Гедвиги судорожно дрожала в ее руке, – о какой-либо угрожающей тайне или даже о чем-либо, связанном с привидениями, так как очень возможно, что кто-нибудь из слуг пользуется павильоном без спроса. И вообще, павильон ведь можно в одно мгновение обыскать, и таким образом сразу же разъяснилось бы, как это связано с фигурой, которую мы только что видели у окна.

Принцесса в ответ на это стала уверять, что старый, верный кастеллан давно уже сделал это по ее желанию и заверил, что во всем павильоне он не обнаружил ни души.

– Позволь рассказать тебе, – сказала принцесса, – что случилось со мной три ночи тому назад! Ты знаешь, что сон часто бежит от моих глаз и что я тогда встаю и обычно так долго хожу по комнатам, пока мною не овладевает усталость, я предаюсь ей и в самом деле засыпаю. Вот так и вышло, что три ночи тому назад бессонница загнала меня в эту комнату. Внезапно блик света задрожал на стене и проскользнул по ней, я взглянула в окно и увидела четырех человек, из которых один нес потайной фонарь, они исчезли в месте, где расположен павильон, но я не смогла заметить – действительно ли они вошли туда. Вскоре, однако, осветилось именно это окно, и внутри дома туда и сюда заметались тени. Затем снова все стало темно, но по кустам вдруг протянулся ослепительный луч, который непременно должен был исходить из открытых дверей павильона. Сияние приближалось все более, пока наконец из кустов не вышел монах-бенедиктинец, который нес в левой руке факел, а в правой – распятие. За ним следовало четверо, они несли на плечах задрапированные черными тканями носилки. Они успели пройти лишь несколько шагов, как вдруг им преградила дорогу фигура, закутанная в широкий плащ. Они остановились, опустили носилки наземь, человек, преградивший им путь, поднял черные ткани, и стал виден труп. Я чуть было не лишилась чувств и едва успела заметить, что люди вновь подняли носилки и поспешили вслед за монахом на широкий обходный путь, который идет через парк на проезжую дорогу, ведущую к Канцгеймскому аббатству. С этих пор та фигура появляется у окна, и, быть может, это призрак убитого, который повергает меня в ужас.

Юлия была склонна счесть все происшествие, как его рассказывала Гедвига, попросту сновидением или, ежели она, Гедвига, и в самом деле стояла бодрствуя у окна, за обманчивую игру возбужденных чувств. Кем должен был быть тот мертвец, которого при столь таинственных обстоятельствах вынесли из павильона, когда ведь решительно никто не исчез, и кто бы поверил в то, что этот неведомый мертвец еще станет являться как призрак в жилище, из которого его унесли прочь?