Жити и нежити

Юлик запнулся, оглянулся вокруг и хотел продолжать, потому что говорить мог часами. Он стоял на вершине холма и озирал окрестности, как полководец перед битвой. Вид сверху был и правда хорош. У подножия, как по заказу – река. Узкая, тёмная, неспешная, укутанная в зелень ив. Чуть дальше – еловый лес. А между ними – вытоптанная пустошь. С холма видно далеко окрест: перелески и речные изгибы, и палаточный город, дымы костров и людское море.

– А я читала, что раньше в этот день приносили двойную жертву, – сказала Юля. – Юношу и девушку. Самых красивых. Чтобы год был плодородным.

Юлик вгляделся в её маленькое личико.

– Нежнейшая Юлия, в кого вы такая умная? В маму?

– Я погуглила, прежде чем ехать, – надула она пухлые губки. – Как вы сказали, что за праздник будет. – И поправила очки указательным пальцем.

– Что же, стоит признать, людская память хранит порой странные, не всегда достойные моменты. Но смею вас заверить, в здешних краях жертвоприношений не было. Это там, где теплее. И очень, баснословно давно.

– Вы так уверенно говорите, будто присутствовали, – хмыкнула Юленька.

– Нет, не присутствовал, – легко согласился Юлик. – Просто наслышан.

– Опять трансовая археология? – фыркнула она.

– Пардон? – растерялся Юлик.

– А правда, что вы скоро уедете? Навсегда? – не дав ему возможности опомниться, ошарашила его вопросом Юлия.

– Мы? Кто это мы?

– Вы все. Компания ваша.

– Что вы, Юля…

На сцене врубили колонки, и полилась музыка: «На гряной неделе русалки сидели, и-ой, рано, ра-ано», – полились звонкие, сильные девичьи голоса с выкриками в конце фраз.

– А пойдёмте-ка лучше послушаем! – обрадовался Юлик.

Юля сморщила нос.

– Вот всегда вы так! Обещайте мне хотя бы, что сегодня будете прыгать со мною через костёр.

– С вами? С вами хоть в огонь, хоть в воду, нежнейшая Юлия!

Он галантно протянул ей руку и состряпал самую преданную физиономию. Юля покачала головой.

– Вот всегда вы так, – повторила она, подала ему узкую ладошку, и они вместе припустили вниз с холма.

Натужно фыркая, катафалк дотащился до поляны и, выгрузив нас, укатил на стоянку. Панки, подхватив вещи и детей, растворились в толпе. Мы же прошли совсем немного в глубь лагеря, и вдруг попали в свою среду: откуда ни возьмись нарисовался Виксентий и те, кого я не знала, но кто знал и Дашу, и приезжих сибиряков. Беспрестанно слышались возгласы, ахи, все лезли друг к другу обниматься.

Мы оказались в самой гуще толпы, и это человеческое коловращение, цветное, яркое, эмоциональное, норовило меня засосать. Меня замутило, голова закружилась, и я легла на землю, ничуть не заботясь тем, что меня затопчут. Но меня не топтали, меня обтекали, словно я была камнем. Я закрыла глаза.

– А что за фестиваль? В честь чего? – спрашивали рядом.

– Да он давнишний, – объясняла Даша. – Уже лет пять. Или шесть…

– Шесть! – кричали сбоку.

– А, ну вот, люди знают. Я всего четвёртый раз, на первых не была.

– А тут все язычники, да?

– С чего ты взял?

– Ну как же, Купала…

– Да это потом прикрутили. Сначала был просто фестиваль. Музыка, выступления… А потом орги поняли, что просто так – это скучно, это как везде, и можно так всю жизнь делать. Нужна идея. И вот она: фест ведь когда? В самый длинный день в году. Вот и решили…

– Это не случайно, – глубокомысленно изрёк кто-то. Кажется, появился тут только что – тень упала на меня.

– Чего?

– Ничто в мире не случайно. И фест делали правильно, поэтому он не случайный. В правильное время делали.

И ушёл, солнце снова полыхнуло в глаза. Я открыла их, щурясь: над головой сияло безоблачное, голубое небо. Голоса доносились будто бы ниоткуда. Потом послышались какие-то крики и одобрительные возгласы.

– Эгей, это чего там! А я? – всполошилась Даша и убежала.

Я села. Голова уже не кружилась. Оказалось, что лежу почти на дороге, а в стороне, под тенью тента собралась толпа, туда и упрыгала Даша. Вялое любопытство толкнуло меня подняться и подойти тоже. Кажется, я начала приходить в себя.