– Пойдёмте поищем вместе. Времени столько прошло. Такого ведь не бывает, чтобы человек растворился.
И Айс сразу поверил, что Ёма они не видели.
Побежали в лес. Шагах в ста пятидесяти от поляны нашли берёзу, обвязанную верёвками. Айс глядел во все глаза. Проверил узлы. Вспомнил, как завязал их ночью. Айс хорошо умел вязать морские узлы. Самозатягивающиеся. Развязать их не мог никто. Но их никто и не развязывал. Они все были на месте.
Они искали его два часа. Бегали, звали. Им казалось уже, что они сошли с ума: Ём пропал. Поэтому когда вдруг услышали флейту, бросились туда, будто потерялись сами.
Ём сидел у их костра и играл.
– Ты где был? – набросились на него с кулаками.
– В деревне, – удивился он.
– В какой ещё деревне?! Нет тут ни фига!
– Как нет? По дороге.
Оказалось, ночью он заблудился и вышел к дороге. А в деревне его впустили в какой-то дом, накормили, и выспался он так, что чуть весь день не заспал.
– Проснулся и испугался, что вы уже уехали, – усмехнулся он.
Джуда опустилась возле костра без сил. За эти два часа она устала, как никогда. Любовь её, не начавшись, вышла вместе со страхом и по́том. Она больше не боялась за свои глаза, когда смотрела на Ёма, и тот был этому рад. Они смотрели друг на друга, смотрели так долго, что начали смеяться.
И никто из них не обратил внимания, что случилось в тот момент с Айсом, как ударило его, поразило, убило всё это. Никто не понял, чем стал для него с того дня Ём.
Впрочем, его в то время Ёмом ещё никто не называл. Его звали Паном. За флейты, с которыми он не расставался.
– Останови! – сказала я, открывая глаза. Они о чём-то с Яром смеялись.
– Ты чего? – изумилась Джуда. – Или у тебя тоже того – особа?
– Останови, я выйду, – сказала я. – Я потом приеду, сама.
– А ничего, что ночь, дождь?
– Останови, – сказал Яр.
Я хлопнула дверцей. Машина стояла, не уезжала. Ждала, что я передумаю и вернусь. Но я не вернусь. Теперь я знаю свою цель. Я дикая тварь из дикого Леса, и сейчас ничто не остановит меня. Я голодная тварь.
Не оставляйте открытыми окна, не оставляйте открытыми двери. Ибо в сумерках духи Леса придут и заберут вашу душу. Они выпьют её через глаза, выпьют её через рот, вместо души они оставят холодные камни, и вы потеряете разум. Безумные, потерянные, вы станете нежитью сами, одинокой, голодной нежитью из Леса, и ничто не поможет вам.
Люди всегда знали об этом. Люди знали и боялись нас. И правильно делали.
Здание, где располагалась студия, спало. Охранник на вахте уснул тоже, стоило мне войти в вестибюль, пустой и гулкий. Турникет крутанулся сам собой, едва я к нему приблизилась. Лифт послушно поднял меня на этаж, такой же пустой, пожирающий всякие звуки. Камеры слежения щёлкали, перезагружаясь, когда я появлялась в их ракурсе, и снова начинали записывать пустой коридор, когда я проходила мимо. Конечно. Я дикая тварь из дикого Леса. Я умею не оставлять следов.
Нужная дверь отворилась сама. Я знала, что Айс один. Мне не надо было считывать информацию, я просто знала, что он один. Рано или поздно наступает момент, когда отпадают всякие сомнения, и ты просто знаешь, что творится вокруг тебя, и делаешь только то, что нужно. Удивительное чувство постигает тебя тогда: чувство встроенности в судьбу мира, чувство винтика, знающего своё место. Казалось бы, ничего общего со свободой. Но отчего-то ощущается так же. Свобода – осознанная необходимость. Человеческие мыслители иногда удивительно точны в своих определениях.
Айс сидел за компьютером, на голове – огромные наушники. На мониторе ползла спектрограмма: он слушал черновик записанного за день материала. Ничего не правил, просто слушал и переключался с окна на окно. На одном мелькнул знакомый мне форум. Форум Пана. Я не удивилась. Я уже знала всё: и что это он вёл его, и зачем. И про стрелка из кустов, и про того, кто давал ему команду «пли!». Почему я не догадалась сразу? Ведь ещё в самую первую встречу Айс звал меня не куда-нибудь, а на форум Пана, но я тогда не услышала его и ничего не поняла. Я совсем не умею думать. За столько веков я разучилась логически мыслить, строить догадки и понимать. Я хищник. Я зверь. Я думаю носом и предчувствую инстинктом. Если бы мне вовремя попались носки Айса, я бы, без сомнений, узнала о нём всё. Но они не попались. И теперь поздно об этом жалеть.
Всё сложилось только теперь. Мозаика. Церковь, построенная на крови. И что было бы, если бы Холодов в Коломенском не промахнулся? Но теперь ему придётся искать другого стрелка, а времени у него нет. Потому что я здесь. И я не промахнусь.
В углу стояло широкое мягкое кресло, я забралась в него, подобрала под себя ноги, положила подбородок на колени и стала ждать, полуприкрыв глаза. Я – рысь, я – кошка. Мне некуда торопиться, я – нежить, в запасе у меня вечность.