Житие Дон Кихота и Санчо по Мигелю де Сервантесу Сааведре, объяснённое и комментированное Мигелем де Унамуно

гласит известный романс, где рассказывается о том, как Сид обманом вытянул деньги у ростовщиков–евреев, подсунув им ларь, наполненный песком.¹⁶⁹

Полюбуйся на этого: из дому выходит только в сгущающихся сумерках, когда уже не видно, что платье его лоснится от старости; куда больше стыдится казаться бедным, чем быть таковым. Полюбуйся на вон того: сущий Катон,¹⁷⁰ воплощенная суровость и неподкупность, вседневно твердит, что поучать надобно собственным примером и чистотою жизни; а у самого только и разговору, сколько зарабатывает такой‑то, какое состояние у такого‑то; на уме одно — дороговизна жизни.

О бедность, бедность! Ты сотворила зловонную гордыню нашей Испании. Разве неведома вам гордыня бедности, да притом самой низкой, самой явной — бедности тех, кто ходит по миру? Удивительное дело: именно бедность оказывается одной из причин, в наибольшей степени порождающих у нас гордость, — бедность, то есть то, что в наибольшей степени оскорбляет нас и удручает. Впрочем, это всего лишь притворная гордыня, способ прикрыть все ту же бедность, стыд, перерядившийся гордыней для самозащиты; так иным безобидным тварям страх, перерядившийся в грозную агрессивность, придает пугающий вид, и подзобок у них раздувается, хотя сами они со страху ни живы ни мертвы. То же самое происходит с теми людьми, а их немало, которые возгордились от уничижения.

Приглядитесь‑ка, с каким важным видом и даже высокомерием попрошайничают многие попрошайки. Вот историйка к случаю: некий нищий завел привычку просить у одного сеньора милостыню по субботам, а раз как‑то попросил не в субботний день; тот дал полпесетки, но тут же вспомнил, что день‑то не субботний, о чем и сообщил нищему, попросив его не менять привычки. В ответ нищий протянул ему монетку в знак того, что возвращает милостыню, и сказал: «Ах, вот, значит, как? Забирайте, забирайте назад ваши полпесетки и ищите себе другого бедняка!» Иными словами, высказал такую примерно мысль: «Стало быть, я оказываю вам милость, предоставляя возможность поупражняться в милосердии и тем самым заручиться заслугами, дабы сподобиться Царствия Небесного, а вы мне ставите условия и делаете замечания? Забирайте, забирайте назад вашу милостыню и ищите кого‑нибудь, кто окажет вам милость и возьмет ее».

И, наконец, самая печальная и жалкая из всех разновидностей бедности, бедность того, кто обязан выходить, на люди в безукоризненных чулках, кто должен хранить в целости костюм для той роли, которую он, как и все мы, разыгрывает в мирской комедии! Печальна участь бедного лицедея, у которого и сменной‑то сорочки нет, а он должен беречь, и чистить, и хранить в целости театральные костюмы, с помощью коих зарабатывает на жизнь у себя на подмостках; печальна участь того, у кого нет и убогого плаща, чтобы прикрыться от холода в студеную зимнюю ночь, а нужно беречь роскошную мантию, в которой он исполняет роль театрального короля. И самое печальное, что в такую ночь нельзя этой мантией прикрыться.

Дон Кихот печалился и стыдился, оттого что должен был предстать перед людьми бедняком. В сущности, был он сыном Адама. И сам Адам, как говорится в Книге Бытия (3:7—10), согрешив, узнал, что наг он, то есть, беден, и когда услышал глас Бога, звавшего его, спрятался, убоявшись наготы своей. И страх наготы, бедности всегда был и поныне пребывает главным двигателем всех действий злосчастных смертных. Ужасны были мрачные времена Средневековья, к концу первого тысячелетия, когда по- будительною силой для умов была не столько жажда небесного блаженства во славе его, сколько боязнь ада; разве не видите вы, что в нашем обществе на самые безумные предприятия людей толкает по большей части не столько жажда богатства, сколько ужас перед бедностью? Нами движет не столько честолюбие, сколько скаредность, и если приглядимся к тем, кто слывут из честолюбцев честолюбцами, в каждом из них разглядим скареда. Нам кажется, что никаких мер предосторожности не хватит, чтобы уберечь и себя самих, и своих близких от бедности, внушающей нам и такую ненависть, и такой страх; и мы предаемся накопительству, чтобы позатыкать все щели, сквозь которые она может пробраться к нам в дом. В наши дни быть бедняком — преступление, сущее преступление; общественное мнение тех стран, которые провозглашают себя самыми передовыми, отличается явной ненавистью к бедности и к беднякам, и нет ничего более жалкого, чем благотворительная деятельность. Право же, цель ее, похоже, покончить не с бедностью, а с бедняками, истребить их, словно полчище вредоносных тварей. Борьба против бедности ведется не во имя любви к беднякам, а ради того, чтобы их присутствие не напоминало нам об угрозе.