Житие Дон Кихота и Санчо по Мигелю де Сервантесу Сааведре, объяснённое и комментированное Мигелем де Унамуно

Я не согласен с доводами, которые приводит падре Риваденейра в главе XXII книги III «Жития» в оправдание того обстоятельства, что в Ордене не культивировалось пение в хоре. Он говорит нам, что «хоровое пение не является сутью религии», и, в самом деле, соловей может немотствовать, но тогда соловей этот хворый; и Риваденейра добавляет, вторя святому Фоме Аквинскому,¹⁷⁶ что те, кто преследует цель наставлять народ и питать его хлебом вероучения, «не должны заниматься пением, потому что, занятые пением, они пренебрегут тем, что важно». Но разве существует более глубокое и близкое душе учение, чем то, которое преподносится при пении? В самих советах, что предлагаются человеку, наставляет не слово, а музыка. Музыка — это дух, плоть — это слово, а все учение сердца — это песнь.

В самом деле, забавно, что Дон Кихот и Иньиго Лойола во многом похожи друг на друга; последний, отдыхая душой, умиляясь и находя Бога в песнопении, к которому был весьма склонен, как рассказывает его биограф в главе V книги V его «Жития», не создает хора в Ордене, и мы можем считать это изъяном Ордена и даже говорить о поэтическом бесплодии, над ним тяготеющем. Никогда не смогла бы прижиться цикада в этом муравейнике¹⁷⁷ неукоснительно следующих правилам церковнослужителей. И пусть не говорят, что не все мы рождены, чтобы петь, ведь речь идет здесь не о том, чтобы петь «для» кого‑то, а о том, что всякий, кто родился с душой, а не только во плоти, лишь потому и поет: поет, ибо родился с душой, а если не поет, стало быть, родился лишь во плоти. И если мы создадим Орден Дульсинеи Тобосской, не забудем о хоре, пусть песнь станет воплощением героических деяний и высоких устремлений.

Дон Кихот пел, когда на него вытряхнули (грубейшая шутка!) полный мешок кошек; и когда он защищался от них, один кот «кинулся ему прямо в лицо и вцепился в нос когтями и зубами; боль была так сильна, что Дон Кихот закричал изо всей мочи» и с трудом оторвал его от себя.

Бедный мой сеньор! Львы робеют в твоем присутствии, а коты вцепляются тебе в нос. От котов, спасающихся бегством, а не от львов, выпущенных на свободу, следует герою держаться подальше. «Господь комарами да москитами может одолеть всех императоров и монархов», — говорит падре Алонсо Родри- гес («Путь к обретению совершенства и христианских добродетелей», глава XV трактата I части третьей).¹⁷⁸ Освободи нас, Боже, от блох и комаров и спасающихся бегством котов и пошли нам взамен львов, которым отворяют клетку!

Но даже и в этом случае, хотя блохи да комары и являются страшными врагами, все равно не следует им поддаваться, и сам Бог велит нам воевать с ними. Может статься, кто‑нибудь и сказал бы Дон Кихоту, убеждая его не преследовать блох и комаров в человеческом облике, что орел не нападает на мух — aquila поп capit moscas,[47] ^— но сказано это было бы некстати. Мухи, особливо же ядовитые, являются великолепным средством, улучшающим пищеварение орла, активнейшим ферментом для усваивания пищи.

И правда, яд, введенный жалом в кровь, вызывает зуд, боль, причиняет вред, способствует появлению гнойников и даже может убить нас, но ведь тот же самый яд, просто выпитый, не только безвреден, но даже может содействовать тому, что пища переваривается быстрее и легче. И именно благодаря тому, что яд вредоносных мух способствует пищеварению, попадая в кровь с помощью жала или как‑то еще, мухи эти гибнут, орел же, очистив желудок, может взирать прямо на солнце.

Уж не думаете ли вы, что можно отдать душу и жизнь, дабы вершить подвиги из любви к Дульсинее, и обрести славу и ныне, и вовеки, если не подстегнут нас к тому всяческие беды в том захолустьице либо захолустьище, где мы кормимся, почиваем и жительствуем? Лучшей хроникой всемирной истории, самой долговечной и самой подробной и воистину универсальной, была бы книга, написанная тем, кто сумел бы рассказать всю свою жизнь и рассказать со всей глубиной о раздорах, кознях, интригах и происках в борьбе за власть в Карбахосе‑де–ла–Сьерра,¹⁷⁹ селении, где еще проживают три сотни жителей, алькальд и алькальдесса, учитель и учительница, секретарь и его невеста — с одной стороны, а с другой — священник и его домоправительница, дядюшка Роке и тетушка Месука (малохольный дядюшка Роке и вездесущая и всезнающая тетушка Месука из наших поговорок), которые всегда образуют единый хор, состоящий из мужских и женских голосов. А что представляла собой Троянская война, коей обязаны мы «Илиадой»?

Так пусть себе ликуют мухи, блохи и комары. Давайте поглядим: если какой‑то тип интригует, строит козни, мутит воду в этом городе, где я пишу,¹⁸⁰ то какая может представиться ему возможность остаться так или иначе, под тем или иным именем, в памяти потомков, если не та, что выбрал я (или кто‑то другой, так же как я любящий Дульсинею), и состоит она в том, чтобы изобразить Дульсинею с ее всеобщими и вечными чертами?