Житие маррана

Родриго де Мендоса взбежал по сходням флагманского корабля и приказал эскадре немедленно поднимать якоря: надо перехватить противника в море. А на суше царил невообразимый переполох. Офицеры пришпоривали коней, торопясь объехать все сторожевые посты и расшевелить горе-вояк. Артиллеристы, обливаясь потом, пытались починить никуда не годные пушки. Негров гнали к воде, чтобы прикрыться ими, как живым щитом, когда пираты начнут высадку. Франсиско занял свое место рядом с земляками, вооруженными кто копьем, кто кинжалом.

Баталия завязалась напротив мыса Серро-Асуль. Загрохотали бортовые орудия, корабли окутали клубы сизого дыма, в которых полыхали яркие молнии. Раненые и убитые падали в мутную, вспененную ядрами воду. С земли было не разобрать, где чье судно, где чей флаг. Оставалось беспомощно наблюдать за происходящим. А бой подкатывал все ближе к порту, все громче становились залпы, потянуло порохом.

Мендоса, перепачканный копотью и забрызганный кровью, решил, что сумел разгадать замыслы Спилбергена: наверняка коварный пират попытается подобраться к берегу под покровом ночи. Значит, надо во что бы то ни стало отогнать голландцев в море. Адмирал приказал обстрелять противника, но увы — в сумерках артиллеристы ошиблись целью и вместо вражеского судна поразили одну из своих же галер, которая немедленно затонула, утащив на дно вопящих гребцов и матросов.

Тем временем голландцы под командованием опытного адмирала выловили из воды уцелевших товарищей и укрылись в одной из бухт острова Сан-Лоренсо, чтобы подлечить раненых и подлатать корабли.

Наступила передышка.

Три дня спустя враг нанес новый удар. Завидев стремительно приближавшиеся паруса, защитники Кальяо заметались. Священники водрузили на носилки статуи святых и понесли на берег, чтобы уж наверняка заручиться помощью заступников. Ополченцам стали раздавать оставшееся оружие. Франсиско получил аркебузу.

— Но у меня уже есть щит и копье, — запротестовал он.

— Заткнитесь и берите что дают, черт вас дери! — разозлился офицер, оттолкнул юношу к стене и всучил еще одну аркебузу его соседу.

Солдаты обнажили шпаги и плашмя лупили ими негров и индейцев, поскольку те не желали становиться пушечным мясом. Мендоса кинулся было на мол, но не успел: раздался оглушительный залп, и ядро разворотило угол улицы Святого Франциска. Второе со свистом пронеслось над городом и смело несколько лачуг на окраине. Паника усилилась. Теперь уж противника не остановишь. Солдаты и ополченцы вяло отстреливались, но больше молились и даже исповедовались, не надеясь остаться в живых. Однако Спилберген, дьявольское отродье, передумал штурмовать Кальяо, полагая, что силы неравны. Злорадно хохотнул да и был таков.

Удрученный поражением своей армады, вице-король тем не менее извлек из него важные уроки: велел усовершенствовать корабли, годные разве что для потешных баталий, и привести в порядок пушки. Следовало бороться не только с местными интриганами, но и с внешними врагами Испании, которые тоже, как оказалось, не дремали.

Инквизитор Гайтан придерживался на этот счет собственного мнения: нападение Спилбергена объяснялось не только алчностью меркантильных голландцев и их ненавистью к католической церкви, но и кознями португальских марранов. Кто как не они, мечтая посеять смуту в вице-королевстве, зазывали туда протестантов — англичан, немцев и прочих. Интерес налицо: те же голландцы, атаковав Бразилию, разрешили евреям, проживавшим на захваченных территориях, вновь открыть синагоги. Заговор, ползучий заговор, вот что это такое! Бестолковый маркиз де Монтескларос уверен, будто достаточно усилить флот и отремонтировать орудия, чтобы отражать возможные атаки с моря. Но нет! Необходимо выявлять, преследовать и уничтожать внутренних врагов.

— А кто наши внутренние враги? Марраны, разумеется, — заключил инквизитор Гайтан.

88

Что за черная неблагодарность! — размышляет несколько месяцев спустя вице-король, стоя на палубе галеона, который держит курс к испанским берегам. — Пока я отражал атаки Спилбергена, Филипп III готовил мне замену. Так-то он отплатил своему верному слуге. Ужасная несправедливость! Наверняка инквизиторы постарались: они с самого начала строили против меня козни.