— А чтобы покрыть часть расходов на обучение в нашей обители, — проговорил, не переставая хмуриться, брат Бартоломе, — вы должны будете внести пожертвование.
— Но у нас же ничего не осталось! — запротестовал Диего.
— Молчи, глупец! — одернул мальчика комиссар. — Щедрое сердце всегда найдет, чем поделиться. Нет материальных ценностей — подойдут и духовные.
— Да, конечно, — ответила Альдонса, стараясь загладить бестактность сына.
Монах бросил на нее одобрительный взгляд, но затем вновь вошел в роль сурового инквизитора.
— Впрочем, в этом доме наверняка кое-что завалялось.
Диего сжал кулаки и закусил губу: «До нитки хочешь нас обобрать, сукин ты сын», — еле слышно процедил он.
Брат Бартоломе обратился к покорной Альдонсе:
— Вели-ка принести ящик с инструментами твоего мужа.
В укладке с хирургическими инструментами дона Диего хранились ножи разной формы, пробойники, экстракторы, пилы, долота, ланцеты — одни стальные, другие серебряные. Присматривал за ними Луис: мыл, точил, аккуратно раскладывал по местам. Негр делал это с превеликим усердием, ибо только цвет кожи помешал ему развить природную склонность к медицине. Часто, перекипятив и начистив все до блеска, раб «играл в лиценциата»: поднимал ланцет, точно перо, и рассекал им вену воображаемого пациента, разбитого параличом; или, зажав в руке экстрактор, извлекал наконечник стрелы из плеча раненого, также являвшегося плодом его фантазии. А то в шутку размахивал скальпелем перед носом Франсиско, если озорник хватал пилу или пробойник. Все инструменты дон Диего когда-то приобрел в Потоси. Когда доктора арестовали, Луис поклялся себе хранить их до его возвращения. Хозяйка велела принести заветную укладку, но слуга только растерянно хлопал глазами.
Альдонса повторила приказ. Негр изумился, ведь про инструменты, казалось бы, давно забыли. Он поклонился, хромая, вышел из комнаты, пересек двор, увитый виноградом, и скрылся в каморке для прислуги. Франсиско вдруг безумно захотелось, чтобы Луис убежал, схоронился в тайной зеленой пещере, ослушался их покорную мать и этого толстяка, который по дешевке (или втридорога, кто знает) продал шесть книг отца, а теперь вознамерился завладеть и драгоценным сундучком. Ненасытный хищник хотел отхватить острыми клыками еще один кусок папиной жизни. Хоть бы Луис никогда не возвращался или спрятал бы укладку, а потом соврал, что ее нигде нет — наверное, воры украли. Однако что зря мечтать! Луис вернулся, шатаясь под тяжестью груза — похоже, даже здоровая нога перестала слушаться беднягу.
Брат Бартоломе велел поставить сундучок на стол и сухо сказал Альдонсе:
— Открывай.
Женщина посмотрела на Луиса.
— Ключ у тебя?
— Нет.
— Как нет? А где же он?
— Не знаю. У лиценциата, наверное.
— Ты хочешь сказать, что лиценциат увез ключ с собой? — Да, сеньора.
Брат Бартоломе оттолкнул Альдонсу и Луиса, ухватился за замок и начал дергать его, пытаясь сорвать. Все напрасно. Рассвирепев, монах подозвал негра. Тот, робко съежившись, протиснулся между комиссаром и капитаном копейщиков и добросовестно повторил действия монаха.
— В чем дело! — вконец разозлился брат Бартоломе. — Ты что, никогда его не открывал?
— Нет, святой отец. Лиценциат всегда делал это сам.
— Но разве не ты чистил и точил инструменты? — подозрительно скривился доминиканец.
— Я, святой отец. Но лиценциат никому не позволял открывать и закрывать ящик.
— Покажи, как он это делал! — завизжал толстяк, и руки его затряслись.
— Вот так, — негр повернул в замке воображаемый ключ.
— Дайте-ка я попробую, — вмешался Торибио Вальдес.
Отпихнув Луиса, капитан принял эффектную позу и начал нежно поворачивать, тихонько поглаживать замок, лаской пытаясь проникнуть в его секреты. Однако терпения хватило ненадолго: через несколько секунд он уже яростно рвал упрямую железяку. Вот тяжелый кулак с треском опустился на крышку — раз, другой, третий. Волосы упали на вспотевший лоб вояки. Забыв о присутствии семьи и всемогущего комиссара инквизиции, он корячился, высовывал язык и страшно бранился. Брат Бартоломе настоятельно призывал Вальдеса к сдержанности. Но капитан не унимался: проклял все замки на свете и их чертовых мамаш, не обошел вниманием какого-то святого, а заодно послал куда подальше одиннадцать тысяч девственниц[20]
. Воркотня монаха возымела обратное действие, распалив гнев незадачливого взломщика. Вне себя от гнева, он поднял сундучок над головой и с силой швырнул об пол. Кот чудом успел увернуться и громко мяукнул, вторя испуганным возгласам окружающих. А капитан вспрыгнул на неподатливую укладку и принялся исступленно топтать ее, подбадривая себя площадной бранью, поминая срамные части коровы, кобылы и прочих животных. Монах обливался потом, но поделать ничего не мог. Франсиско подумал, что отец Лоренсо ничем не лучше забойщика, пытавшегося изловить кабанчика, только ножа в руке не хватает. Наконец под безжалостными ударами кованых каблуков крышка треснула. Победитель издал торжествующий вопль — ни дать ни взять тот метис на бойне, водрузивший голову жертвы себе на башку.