Житие маррана

— Подбери! — приказал Луису капитан, пытаясь отдышаться.

Слуга поднял искалеченную укладку и аккуратно поставил ее на прежнее место — туда, где она стояла до всей этой свистопляски. Торибио Вальдес обломал щепки. Семья в ужасе смотрела на старый сундучок, подвергшийся бессовестному надругательству. Капитан, стиснув зубы, проделал в крышке неровное отверстие. Осклабившись, запустил в него руку и принялся шарить внутри. Однако радостная улыбка вдруг сползла с усатой физиономии, сменившись изумленным выражением. Он вытащил руку и уставился на свою пятерню, сжимавшую… камень. Торибио Вальдес растерянно отдал находку монаху, тот повертел ее в толстых пальцах, на всякий случай поднес к свету и положил на стол. А капитан извлек из укладки еще один булыжник. Потом еще и еще. Движения его становились все более торопливыми и сопровождались отборной руганью. Мало того, капитан расширил репертуар и помянул недобрым словом святых покровителей Тукумана. Все камни до единого он передавал раздосадованному комиссару, и скоро рядом с разбитым сундучком выросла внушительная куча. Брат Бартоломе, Альдонса и дети испуганно крестились. Вальдес поднял пустую укладку, перевернул ее и начал трясти с такой яростью, что чуть не уронил. Горстка песка — вот единственное, что напоследок ему удалось оттуда извлечь.

Комиссар инквизиции бросил на Луиса испепеляющий взгляд, который Торибио Вальдес истолковал как побуждение к действию и накинулся на раба, осыпая несчастного бранью и градом сокрушительных ударов. Луис согнулся, потом повалился на пол, закрывая голову руками. Диего и Франсиско повисли на плечах у мучителя, пытаясь прекратить избиение. Но бешенство капитана не знало границ. Наконец Луис, плюясь кровью, вывернулся и попытался бежать. Вальдес нагнал жертву во дворе, у колодца. Побои возобновились с новой силой. Негр плакал, лицо его распухло. Тут уж брат Бартоломе не вытерпел и вмешался.

— Прекратите! — вскричал он. — Сейчас я его допрошу.

— А что, и допросим! — Капитан схватил несчастного слугу. доволок до галереи, привязал к столбу и, достав из-за кушака кнут, приступил к экзекуции.

— И раз! — взревел он.

Негр бессильно обвис на веревке. Между лопаток вспух алый рубец.

— И два!

— Дайте же мне его допросить! — не унимался брат Бартоломе.

— И три! Ничего, так быстрее сознается!

— Не бейте, прошу вас? — чуть не плакала Альдонса, молитвенно сложив руки.

— И четыре!

— Все, все, довольно? Теперь он скажет нам правду! — взывал брат Бартоломе.

— Да, и пусть поторапливается! И пять!

— Хватит! Хватит! — отчаянно завизжала Фелипа, зажимая ладонями уши.

Луис сполз на землю и лежал возле столба бесформенным кулем, превратившись в сплошной комок боли. По черной спине струилась кровь.

Брат Бартоломе велел Франсиско принести стул, чтобы начать допрос, во время которого инквизитору стоять не полагалось. «И чего это он решил усесться во дворе? — недоумевал мальчик. — Не лучше ли отвязать бедного Луиса и перевести в гостиную?» Однако у комиссара имелись свои резоны: куда эффективнее допрашивать подозреваемого прямо на месте экзекуции, не снимая пут и не позволяя телу, изломанному ударами, принять естественное положение. Франсиско, не скрывая недовольства, притащил монаху стул. Тот подвинулся поближе, наклонился к самому лицу негра, покрытому кровоподтеками, и начал задавать вопросы по всей форме, но очень тихо, как будто исповедовал. В ответ Луис только стонал и бормотал: «Не знаю, не знаю».

Дрожащая Каталина, затаив дыхание, стояла за спиной у Альдонсы. В руках она держала тазик с теплым настоем целебных трав и считала минуты, готовая немедленно броситься на помощь мужу и облегчить его страдания. Брат Бартоломе пыхтел и потел, щеки у него побагровели, а веки набрякли. В конце концов он беспомощно воззрился на Вальдеса:

— Да, я склоняюсь к мысли, что подсудимый увез инструменты с собой.

— Кто? Нуньес да Сильва?

Монах кивнул и с трудом поднялся на ноги. Расправил облачение и позволил Диего отвязать раба.

— То есть вы думаете, что он забрал их в Лиму? — уточнил капитан.

— По всей видимости, да. — Монах почесал жирный затылок. — Одного не пойму: как это мы проглядели? И зачем он их утаил?

— Зачем-зачем! — воскликнул капитан. — Чтобы поиздеваться над нами!

Каталина опустилась на колени и с бесконечной любовью промыла раны на голове и на спине Луиса, а потом смазала их особым снадобьем. Фелипа и Исабель стояли рядом и со слезами смотрели на него. Негр лежал, прикрыв глаза, и всхлипывал. Франсиско сжал его жилистую руку. Верный слуга ответил мальчику слабой улыбкой, грустной и благодарной одновременно. Домочадцы подняли Луиса и общими усилиями отнесли в лачугу на заднем дворе. Там он примостился на соломенном тюфяке, стараясь не задевать иссеченную спину.