И вот долгожданный миг настал. Мальчик завладел огромным томом, лежавшим в часовне. Открыл тяжелый переплет и стал благоговейно переворачивать страницы, богато изукрашенные тонкими заставками. Он словно вступил в давно знакомый сад. Погрузился в чтение, смакуя каждую строку Евангелий, Деяний Апостолов, Посланий и Откровения Иоанна Богослова. За словами распахнулся пейзаж, там звенели ручьи и круглились холмы. Жажду знания питала неукротимая жажда веры.
В молитвах Франсиско обращался к Спасителю, к Пречистой Деве Марии и к святым, чьи жизни его восхищали, — к Доминику, Августину и Фоме, прося их вразумить его и по милости своей растворить без остатка те крупицы яда, которые, как намекали инквизиторы, отец мог заронить в душу сына.
Духовный наставник регулярно наведывался в часовню, но, удостоверившись, что Франсиско увлеченно штудирует лишь тексты Нового Завета, постепенно ослабил бдительность. Подопечный был верен данному слову. Он затвердил на память родословия Христа и по Матфею, и по Луке, а также запомнил множество изречений из проповеди Спасителя. Мог с легкостью назвать события, упомянутые в одном Евангелии и не упомянутые в другом, и перечислить все грозные видения Иоанна Богослова. Из посланий апостола Павла Франсиско больше всего нравилось то, что обращено к римлянам. Его он перечитал несколько раз, но причину своего восторга понял лишь пятнадцать лет спустя. Запретных страниц мальчик не коснулся ни разу, опасаясь, что, если нарушит клятву, в наказание ему никогда не позволят их прочесть. Чем больше он возвращался к знакомым, уже заученным наизусть текстам, тем сильнее жаждал с головой окунуться в чтение Ветхого Завета, но сделать это без дозволения не смел. В чем и признался как-то брату Сантьяго де ла Крусу.
— Пожалуйста, разрешите, — взмолился Франсиско. — Исключительно ради укрепления веры в древние пророчества о Христе!
— Ветхий Завет содержит мертвый закон Моисея, — ответил духовный наставник, пристально глядя на подопечного.
— Да, но также предрекает пришествие Мессии, — не растерялся мальчик.
— Пророчества, которых не признают неверные.
— Потому что не умеют читать.
Сантьяго де ла Крус улыбнулся.
— Они смотрят на это другими глазами.
— Да, глазами неверных.
Монах снова улыбнулся.
— Хорошо, но при одном условии.
— Только скажите!
— Ты будешь делиться со мной любым, даже малейшим сомнением.
— Для меня это честь. — Франсиско зарделся от радости.
— Не честь, а обязанность.
Мальчик поцеловал наставнику руку и помчался в уединенную часовню, вдруг показавшуюся ему необыкновенно прекрасной. Огоньки свечей тихонько покачивались. освещая изображения святых на стонах. Он поцеловал тисненый корешок тяжелого тома, погладил первую страницу и с замиранием начал читать: «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безводна и пуста, и тьма над бездною…»
32
Брат Сантьяго де ла Крус вскоре убедился, что чтение Ветхого Завета не подрывает веры Франсиско. Обращаясь за советами к духовному наставнику, мальчик проявлял острый ум, но с пути истинного не сходил, считая непостоянство Моисея, чувственность Самсона, умопомрачение Саула, прегрешения Давида, проступки Соломона и глухоту народа к словам пророков лишь предвозвестием враждебного отношения иудеев к Спасителю. Он с легкостью одолевал самые трудные главы (скучные родословия, нескончаемые предписания из книги Левит и Второзакония) и совершенно не интересовался фрагментами, противоречащими христианским догмам. Зато с радостью отмечал пророчества, которые предсказывали пришествие Иисуса. Незаурядные способности подопечного подтолкнули монаха к смелому шагу: он решил представить Франсиско епископу провинции, приехавшему по делам в их город.
Епископ-францисканец Фернандо Трехо-и-Санабриа страстно увлекался просветительской деятельностью и хотел учредить в Кордове университетскую коллегию под опекой иезуитов, которая могла бы готовить бакалавров, магистров, лиценциатов и даже докторов. Был он креолом[24]
, сочувственно относился к индейцам и лелеял совершенно невероятную мечту: основать в тех краях университет[25].Во время аудиенции Франсиско не сводил с его преосвященства восторженных глаз. Правда, в воображении мальчик рисовал себе громогласного и грозного великана, а увидел невысокого, хрупкого и даже болезненного человека в выцветшем, изношенном облачении. Всем своим обликом епископ напоминал свечу, которая жарко горит и быстро сгорает. Понимая, очевидно, что земной жизни ему отпущено немного, он лихорадочно торопился провести в Кордове массовую конфирмацию.
В монастырь мальчик вернулся полный горячей решимости как следует подготовиться к торжественной церемонии. С помощью духовного наставника, разумеется.