Житие маррана

И вот наконец они поднялись на самую крышу мира, к озеру Титикака, огромному как море. По его зеркальной поверхности скользили маленькие плоты, которые испокон веков делали из тростника-тоторы местные жители, а берега были оторочены мягким илом, точно бархатом.

Хосе Яру вел себя странно. Однажды ночью он тихонько встал, отошел в сторонку, опустился на колени и уставился на луну, не обращая внимания на холод, посеребривший инеем его гладкие черные волосы, и нежно поглаживая нечто, спрятанное за пазухой. Лоренсо удивился:

— Что это он такое делает? Неужто луной любуется?

Дальше — больше: индеец стал рассеянным, не сразу кидался выполнять приказы и перестал общаться даже с носильщиками-луле.

Как-то раз Франсиско заметил, что Хосе Яру, опасливо озираясь, шмыгнул к зарослям тростника. Может, хотел спрятать краденое? Франсиско на цыпочках двинулся за ним и стал свидетелем удивительного, даже пугающего зрелища: присев на корточки, индеец сунул руку под грязную накидку и извлек белый узелок. Развязал его, осторожно выпростал из темной шерсти гладкий камень, натер кукурузной мукой и полил чичей. Пробормотал что-то непонятное, расстелил платок на влажной траве, разложил ровным слоем шерсть, а на нее опустил голыш. И замер, застыл в неподвижности, словно истукан. Вдруг камень заговорил тоненьким голоском, в ночной тишине звенели слова на языке кечуа. Индеец задергался, ноги, руки, голова — все заходило ходуном. Потом вновь воцарилось безмолвие. Хосе Яру посидел еще немного, укутал камень шерстью, обернул тряпицей и бережно спрятал узелок под рубаху. Ворожба, не иначе! Франсиско испытал страх и отвращение, захотел уйти и поскорее обо всем забыть. Но не успел. Лютым тигром набросился на него Хосе Яру, повалил на землю. Тщедушный носильщик совершенно преобразился и теперь напоминал грозного воина кальчаки с могучими плечами и огромной головой.

— Это же идолопоклонство… — хрипел юноша, пытаясь вырваться из железных объятий. — Это опасно… Тебя сожгут заживо.

Задубелые руки впились Франсиско в горло, душили, мяли, норовили сломать хребет. И вдруг разжались. Индеец выпустил жертву, попятился и, кажется, сам пришел в ужас от содеянного. Не ровен час его накажут, отнимут сверток, спрятанный на груди! Продолжая пятиться, он пробормотал:

— Вы… донесете на меня?

— Это же идолопоклонство, Хосе, — повторил Франсиско, потирая посиневшую шею. — Но не бойся, я не донесу.

Хосе Яру продолжал смотреть на него с недоверием.

— Успокойся, я никому ничего не скажу. Только, пожалуйста, не делай так больше.

57

Чем ближе к цели, тем труднее становилась дорога. Севилья предупредил, что на крутых склонах хребта Вильканота им придется несладко. Дождь перемежался градом, а ночью пошел снег и выбелил всю округу. Горные вершины служили путникам единственным ориентиром. По речушкам плыли льдины, ветер нещадно сек лица и руки. К счастью, вскоре им удалось укрыться в пастушьей хижине, погреться у очага и подкрепить силы горячим супом. Овчары в тех краях отлично знали, чего стоит в ненастье похлебка из баранины, бобов и капусты. Мария Элена с дочками надели на себя столько одежек, что и сами стали похожи на кочаны.

Тропа то резко уходила вниз, то карабкалась вверх, и мало-помалу царство стужи осталось позади. После двух ночевок на маленьких почтовых станциях[44] путники прибыли в селение Комбапета, знаменитое своими долгожителями и одеждами дивного синего цвета. Столетние старцы открывали в улыбке крепкие белые зубы и ходили, не опираясь на палку. За этим чудом последовало еще одно: город Куско, столица легендарной империи инков.

Солнечные лучи били в стены древних башен, кругом раскинулись пейзажи несказанной красоты. Резвые речушки превратились в оросительные каналы. По склонам спускались ровные террасы, засеянные кукурузой и разделенные невысокими стенами. По направлению к городу цепочками двигались индейцы, ведя в поводу лам, нагруженных продовольствием. Издалека было видно, что Куско — столица древняя, с особым характером и богатой историей.

Извилистая дорога привела путешественников на узкие улочки, которые некогда сотрясались от поступи Великого Инки и его грозной свиты. Вокруг небольших площадей стоял и дома с белеными фасадами и красноватой черепицей, между ними были устроены стойла, загоны для скота и курятники. На главной площади высился грандиозный собор. Перед ним сновали десятки метисов, строивших огромный помост: скоро должен был начаться Божий праздник.

Севилья предложил Франсиско и Лоренсо остановиться в просторном доме его друга Гаспара Чавеса, хозяина мастерской, поставлявшей ткани местным торговцам. Чавес охотно согласился приютить их на несколько дней. Носильщикам разрешили есть и спать в сарае. Хосе Яру был сам не свой, думая только о том, как передать в нужные руки камень-уака.