Житие протопопа Аввакума, им самим написанное

Пашковъ же, оставя застнок, к сыну своему с кручины, яко пьяной, пришелъ. Таже Еремй, со отцемъ своим поклоняся, вся подробну росказал: какъ без остатку войско побили у него, и какъ ево увелъ иноземец пустым мстом, раненова, от мунгальских людей, и какъ по каменным горам в лесу седмъ дней блудил, не ядше, одну блку сьелъ; и как моимъ образом человкъ ему явилъся во сн и благословил, и путь указал, в которую сторону итти, он же, вскоча, обрадовалъся и выбрел на путь. Егда отцу разсказывает, а я в то время пришелъ поклонитися им. Пашков же, возведъ очи свои на меня, вздохня, говорит: «Так-то ты длаешь, людей-тхъ столько погубил. А Еремй мн говоритъ: «Батюшко, поди, государь, домой! Молчи, для Христа!» Я и пошел.

Десеть лтъ онъ меня мучил или я ево – не знаю, Богъ розберетъ.

Перемна ему пришла¹²⁷, и мн грамота пришла¹²⁸: велено ехать на Русь. Онъ поехал, а меня не взял с собою; умышлялъ во ум: чаял, меня без него и не вынесет Богъ. А се и сам я убоялся с ним плыть: на поезд говорилъ: «Здсь-де земля не взяла, на дороге-д вода у меня приберет». Среди моря бы веллъ с судна пехнуть, а сказал бы, бытто сам ввалился; того ради и сам я с ним не порадлъ.

Онъ в дощениках поплыл с людми и с ружьемъ, а я – мсяцъ спустя посл ево, набрав старых, и раненых, и больных, кои там негодны, человкъ з десяток, да я с семьею, семнатцеть человкъ. В лотку сдше, уповая на Христа и крестъ поставя на носу, поехали, ничево не боясь. А во иную-су пору и боялись, человцы бо есмы, да гд жо стало дтца, однако смрть! Бывало то и на Павла апостола, сам о себсвидтельствуетсице: «Внутрь убо – страх, а вн убо – боязнь»¹²⁹; а в ыном мсте: «Уже бо-де не надяхомся и живи быти, но Господь избавил мя есть и избавляетъ»¹³⁰. Так то и наша бдность: аще не Господь помогал бы, вмал вселися бы во ад душа моя¹³¹. И Давыдъ глаголетъ, яко «аще не бы Господь в нас, внегда востати человком на ны, убо живы пожерли быша нас»¹³². Но Господь всяко избавил мя есть и донын избавляет. Мотаюсь, яко плевелъ посред пшеницы, посред добрых людей, а инъде-су посред волковъ, яко овечка, или посрд псовъ, яко заяцъ; всяко перебиваесся о Христ Исус. Но грызутся еретики, что собаки, а без Божьи воли проглотить не могутъ. Да воля Господня, что Богъ даст, то и будет, без смерти и мы не будем; надобно бы что доброе-то здлать, и с чем бы появиться пред Владыку, а то умрем всяко. Полно о сем.

Егда поехали из Даур, Кормчию книгу¹³³ прикащику дал, и онъ мн мужика-кормщика дал¹³⁴. Прикащик же дал мучки гривенок с тритцеть, да коровку, да овечок. Мясцо иссуша, и пловучи, тмъ лто питались. Стало пищи скудать, и мы з братьею Бога помолили, и Христос нам дал изубря, болынова звря, тмъ и до Байкалова моря доплыли.

У моря русскихъ людей наехали – рыбу промышляют и соболи. Ради нам, миленькие, Терентьюшко з братьею; упокоя нас, всево надавали много¹³⁵. Лотку починя и парус скропавъ, пошли чрез море. Окинула нас на море погода, и мы гребми перегреблися: не больно широко о том мсте, или со сто, или с восмъдесятъ верстъ.

Чем к берегу пристали, востала буря втренная, насилу и на берегу мсто обрли от волнъ восходящих. Около его горы высокия, утесы каменныя и зло высоки. Дватцеть тысящъ верст и болыни волочился, а не видал нигд таких горъ. На верху их – полатки и повалуши, врата и столпы и ограда, все богодланное. Чеснокъ на них и лукъ ростетъ болыпи романовъскаго и слатокъ добре. Там же ростутъ и конопли богорасленные, а во дворах травы красны, и цвтны, и благовонны зло. Птиц зло много, гусей и лебедей, по морю, яко снгъ, плавает. Рыба в нем – осетры и таймени, стерледи, омули и сиги, и прочих родовъ много; и зло жирна гораздо, на сковород жарить нельзя осетрины: все жиръ будет. Вода прсная, а нерпы и зайцы великие в нем, – во акиане, на Мезени живучи, такихъ не видал. А все то у Христа надлано человка ради, чтоб, упокояся, хвалу Богу воздавал. А человкъ, сует которой уподобится, дние его, яко снь, преходятъ¹³⁶, – скачетъ, яко козелъ, раздувается, яко пузырь, гнвается, яко рысь, сьесть хощет, яко змия, ржетъ, зря на чужую красоту, яко жребя, лукавует, яко бсъ¹³⁷, насыщался невоздержно, без правила спитъ, Бога не молит, покаяние отлагаетъ на старость; и потом исчезаетъ, и не вемъ, камо отходит – или во свтъ, или во тьму, день Судный явитъ коегождо. Простите мя, аз согршил паче всхъ человк!

Таже в русские грады приплыли¹³⁸. Въ Енисйске зимовал, и, плывше лто, в Тобольске зимовал¹³⁹. Грхъ ради наших война в то время в Сибири была¹⁴⁰: на Оби-реке предо мною наших человкъ з дватцеть иноземцы побили. А и я у них былъ в руках: подержавъ у берега, да и отпустили, Богъ изволил. Паки на Ирътише скопом стоятъ иноземцы, ждут березовскихъ¹⁴¹ наших побити. А я к нимъ и привалил к берегу. Он меня и опъступили. И я, ис судна вышед, с ними кланяяся, говорю: «Христос с нами уставися!» Варъвари же Христа ради умягчилися и ничево мн зла не сотворили, Богъ тако изволил. Торговали со мною и отпустили меня мирно. Я, в Тоболескъ приехавъ, сказываю, – и люди вс дивятся¹⁴².