Житие протопопа Аввакума

…Да что-су вы, добрые люди, говорите: «батько-де сердито делает. У Николы тово и не мое смирение было, да не мог претерпеть: единако Ария, собаку*, по зубам брязнул. Ревнив был миленькой покойник. Не мог претерпеть хулы на святую троицу. Собором стащили с него и чин весь: неправильне-де творишь, архиепископ. Да ему даром дали пестрыя те ризы Христос да богородица. И опять ево нарядили, а он себе… [56] никово не бояся. Проклят блядин сын Арий да буди, – не называй тварию творца, сына божия-света. За што-то меня в те поры не было. Никола бы вора по щоке, а я бы по другой, блядина сына.

…Ох, блядин сын, собака косая, дурак, страдник! Коли не знаешь в книгах силы и ты вопроси бабы поселянки:* заблудил-де от гордости, государыня матушка, на водах пустыни и не знаю праваго пути к богу. А со отцем-де своим духовным дьявол спроситца претит ми, и от него-де за воровство свое учинился проклят. Помози-де, матушка, моему сиротству, исправь мою душу косую, и весь-де мой орган по души катится косо, с трудом великим, не путем еду…

Челобитные, письма, послания

Челобитные царю Алексею Михайловичу

Первая челобитная

От высочайшая устроенному десницы благочестивому государю, царю-свету Алексею Михайловичю, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцу, радоватися. Грешник протопоп Аввакум Петров, припадая, глаголю тебе, свету, надеже нашей. Государь наш свет! что ти возглаголю, яко от гроба восстав, от дальняго заключения, от радости великия обливался многими слезами, – свое ли смертоносное житие возвещу тебе, свету, или о церковном раздоре реку тебе, свету?

Я чаял, живучи на Востоке в смертях многих, тишину здесь в Москве быти; а я ныне увидял церковь паче и прежняго смущенну. Свет наш государь, благочестивый царь! Златаустый пишет на Послание к ефесеом:* «ничтоже тако раскол творит во церквах, якож во властех любоначалие, и ничтож тако прогневает бога, якоже раздор церковной». Воистинно, государь, смущенна церковь ныне.

Летом, в Преображениев день*, чюдо преславно и ужасу достойно в Тобольске показал бог: в соборной большой церкви служил литоргию ключарь тоя церкви Иван, Михаилов сын, с протодьяконом Мефодием, и егда возгласиша: «двери, двери мудростию вонмем», тогда у священника со главы взяся воздух и повергло на землю; и егда исповедание веры начали говорить, и в то время звезда на дискосе над агнцем на все четыре поставления преступала* и до возглашения «Победныя пе[сни]»; и егда приспе время протодьякону к дискосу притыкати, приподнялася мало и стала на своем месте на дискосе просто. А служба у них в церкви по новым служебни[кам], по приказу архиепископлю*. И мне, государь, мнится, яко и тварь рыдает, своего владыку видя бесчестна, яко неистинна глаголют духа святаго быти и Христа, сына божия, на небеси не царя быти во исповедании своея веры*.

Да не одно, государь, то, но и моровое поветрие* не мало нам знамение было от Никоновых затеек, и агарянской меч стоит десять лет беспрестани*, отнележе разадрал он церковь. Добро было при протопопе Стефане*, яко все быша тихо и немятежно ради его слез, и рыдания, и негордаго учения; понеже не губил Стефан никого до смерти, якоже Никон, ниже поощрял на убиение. Тебе, свету, самому житие ево вестно. Увы души моей бедной! Лучши бы мне в пустыни даурской, со зверьми живучи, конец прияти, нежели ныне слышу во церквах Христа моего глаголюща невоскресша*.

Вем, яко скорбно тебе, государю, от докуки нашей. Государь-свет, православной царь! Не сладко и нам, егда ребра наша ломают и, розвязав, нас кнутьем мучат и томят на морозе гладом. А все церкви ради божия стражем.

Изволишь, государь, с долготерпением послушать, и я тебе, свету, о своих бедах и напастех возвещу немного.

Егда я был в попех в Нижегороцком уезде, ради церкви божия был удавлен и три часа лежал, яко бездушен, руки мои и ноги были избиты, и имение мое не в одну пору бысть в разграблении, и сие мне яко уметы, да Христа моего приобрящу *.

И егда устроил мя бог протопопом в Юрьевце-Повольском, бит ослопием и топтан злых человек ногами, и дран за власы руками; отнял меня Дионис Крюков еле жива. И о сем молихся, да простит им бог зде и в будущем веце.

А Никон меня, патриарх бывшей, на Москве по ногам бив, мучил недели с три по вся дни*, от перваго часа до девятаго. И о сих всех благодарю бога.

Да он же, Никон, егда мя взял от всенощнаго с двора протопопа Иоанна Неронова, по ево патриархову веленью, Борис Нелединской со стрельцами ризы на мне изодрали и святое Евангелие, с налоя сбив, затоптали; и посадя на телегу с чепью, по улицам, ростяня мои руки, не в одну пору возили. И уж то, государь, так попустил бог им.

И потом во Андроньеве монастыре посадил под полату пустую в землю и три дни и три нощи на чепи держал без пищи. И о сих всех благодарю, государь, бога. Прости, государь, – тут мне пищу принесе ангел за молитв святаго отца протопопа Стефана. Не скучно ли тебе, государю-свету?