Житие протопопа Аввакума

Да он же, Афонасей Пашков, двух человек, Галахтиона и Михаила, бил кнутом за то, что один у него попросил есть, а другой молыл: «краше бы сего житья смерть!» И он, бив за то кнутом, послал нагих за реку мухам на снедение и, держав сутки, взял назад. И потом Михайло умер, а Галахтиона Матюшке Заряну велел Пашков в пустой бане прибить палкою. А преж тово ево же, Галахтиона, и Стефана Подхолюгу, и Харпегу, и иных многих бил кнутьем за то, что оне с голоду кобыльи кишки немытые с калом и кровь с снегом хватали и ели от нужи великия.

Березовскаго казака Акишу бил кнутом за то, что он ево, Афонасьевы, три щуки распластал нехорошо, не умеючи. Такова ево милость, Афонасьева, была к государевым служивым людям. Кожи, и ноги, и головы давал есть казакам, а мяса своим дворовым людям. А иных двух человек повесил, ей, безвинно.

Прочих же ево ругательств и муки к государевым служивым людям не достанет ми повествовати лето*. А иные ево, Афонасьевы, ругательства сказать странно и страшно: при смерти их и причащать мне не давал, и пречистыя тайны у меня отнял и держал у себя в коробке. Да приходили в Нерчинской острог из Енисейска служилые люди, пятидесятник Иван Елисеев с товарыщи, с грамотами государевыми, как бог дал государыню царевну и великую княжну Софью Алексеевну*. И он, Афонасей, для вести, чтоб про него на Руси неведомо было, не отпустил их назад и уморил в дощенике двух человек, прикащика самова Ивана да толмача Констянтина.

Третья челобитная

Христолюбивому государю, царю и великому князю Алексею Михайловичю, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодер[жцу], бьет челом богомолец твой, в Даурех мученой прото[поп], Аввакум Петров.

Прогневал, грешной, благоутроби[е] твое от болезни серца неудержанием моим; а иное тебе, свету-государю, и солгали на меня, им же да не вменит господь во грех.

Помилуй мя, равноапостольный государь-царь, робятишек ради моих умилосердися ко мне!

С великою нуждею доволокся до Колмогор; а в Пустоозерской острог до Христова Рождества не возможно стало ехать, потому что путь нужной, на оленех ездят. И смущаюся, грешник, чтоб робятишка на пути не примерли с нужи.

Милосердый государь, царь и великий князь Алексей Михайлович, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержец! Пожалуй меня, богомольца своего, хотя зде, на Колмогорах, изволь мне быть, или как твоя государева воля, потому что безответен пред царским твоим величеством.

Свет-государь, православной царь! Умилися к странству моему, помилуй изнемогшаго в напастех и всячески уже сокрушена: болезнь бо чад моих на всяк час слез душу мою исполняет. И в даурской стране у меня два сына от нужи умерли. Царь-государь, смилуйся.

Четвертая челобитная

Список с грамотки

Государь-царь, державный свет! – протопоп Аввакум, не стужаю ти много, но токмо глаголю ти: радоватися и здравствовати о Христе хощу, и благоволит душа моя, да благословит тя господь, и света мою государыню-царицу, и детушек ваших, и всех твоих да благословит их дух и душа моя во веки.

Помню твой приказ с Дементьем: приказывал памятовати о себе, – нет, государь, не забуду. Якож зрит господь, сердце мое не притворяя, говорю: аще получю дерзновение и в будущем веце, и там о тебе хощу припасти ко всех владыце, не токмо зде, в темнице. Протопоп Аввакум не помнит тово ничево, благодатию божиею, что над ним делается. Одново желаю – пред богом стати вам непостыдным. Да и много столько мне, грешному, – забыти ваше благородие! Один ты у нас царь на сем свете. Да и надеюся, яко силен бог спасти нас с вами. Ну, государь, моли ж ся и за мя, грешнаго, и в чем перед тобою погрешил, прости мя; а тебя тако ж да простит господь бог и да помянет любовь твою ко мне, нищему, во царствии своем, егда приидет воздати комуждо по делом его.

Да и заплутаев тех бог простит, кои меня проклинали и стригли: рабу господню не подобает сваритися, но кротку быти ко всем *. Не оне меня томят и мучат, но диявол наветом своим строит; а оне тово не знают и сами, что творят. Да уж, государь, пускай, быти тому так! Положь то дело за игрушку! Мне то не досадно. Посем паки да благословит тя третицею господь и дух мой здесь и в будущем веце.

Прости ж, государе, уже рыдаю и сотерзаюся страхом, и недоумением содержим есмь; помышляю моя деяния и будущаго судища ужас. Брат наш, синбирской протопоп Никифор, сего суетнаго света отъиде;* посем та же чаша и меня ждет. Ох, увы мне, окаянному, и горе! Како отвещаю бессмертному судии, царю всех и богу! Токмо надеюся на его праведныя щедроти, понеж любящим его вся поспешествуют во благое. Подобает, государь, и всем нам помышляти смерть, ад, небо, и отца нашего, протопопа Стефана, учение помнить. Паки тя, государь, благословляю и, опрятне став, поклоняюся тебе, самодержавному, честне.

А корму твоего, государева, дают нам в вес – муки по одному пуду на месец, да и о том слава богу. Хорошо бы, государь, и побольши для нищие братии за ваше спасение.