Также здесь есть, в Пустозерье, попенко косой Оська Никольской. Не умеет трох свиней накормить, а губит людей, бутто и доброй еретик. Григорьем звали, байник, сын мне был духовной. Егда же еще в ызбах жили и после того, он [к] попенко на исповедь. Как причастил ево, так мужик и взбесился, да и без ума стал. Я с ним уведевся, говорю ему: «проклени попа тово со всею службою, так беси от тебя отступят. И я о тебе должен молити бога». И он говорит мне: «не могу-де никак тово сотворити: беси грозят, удавить хотят». Я и рукою махнул: «пропадай, – реку, – коли не хочешь обратиться». Послышу после, оно в бане и удавили черти. Таковы то оне, никонияне, человекогубцы, прелагатаи! После тово попенко той призвал меня к себе на лице свое и передо мною прощался и проклинал новизну ту. Я ево маслом помазал и потрахиль алтын в полтретьяцеть вздел на него, крест ему большой позолоченой дал ради поклонения тово. Агда же Артамон сюды приехал, и паки ево развратил. Артамон – ученой ловыга, и цареву душу в руках держал, а сия ему тварь – за ничто же.
Чесо ради много беседую о нем? Блюди и ты душу свою от него, держа старово отеческаго предания, и блажен будеши. И кая то игрушка душею играть настоящих ради временных? Есть пишет Исайя пророк сице, нарекая нам днесь: «размладел еси плотию и упитался еси сластьми, и светло имаши лице, юностию цветый, буй-силою. А наутре таже сый уныл и дряхл, и леты увянул или язею содручен онсица славный и богатством еловый зело, или самая постиже смерть. Увы! Где юность, где слава, где злато, и о здании, кони и колесницы четвероконныя? Вся с веком сим рассыпашася. Блажен человек, его же господь обрящет бдяща о единородной души, ему же слава в нетленых о господе.
Ксения Ивановна, учила ли ся еси, госпоже моя, псалмом, и како приносиши вечернюю песнь, и словесную службу сыну божию Христу? Разумно ли поешь псалом «Благослови, душе моя, господа»* о мирстем бытии, или учитися требуешь еще?
Да гряди убо, чадо, да тя повожу, прежде за руку ем, по граду и покажу ти сокровенная чюдеса великаго сего града и разумнаго, и угощу тя в нем. В нем же граде отечество наше исперва есть, из него же изведе человекогубец-бес, своими ласканьми прельстив человека.
Да ты узришь первое человече бытие и яже абие постиже смерть, ею же роди грех первый от продувнаго злаго беса. И познаеши земна суща родом, но дело руку божию, силою же зело хуждши скота, но владыку поставлена богом всему скоту и бездушней твари всей, естественным приготовлением хуждша, но умным обилием могуща и выше небес взыти.
Да аще то разумеваем, то и сами ся увемы, что есть мы, и бога познаем, и творцу поклонимся, владыце работаем, отца славим, кормителя любим, благодетеля устыдимся, начальника жизни нашея, иже есть быти, кланяющеся, не препочием.
Еже да есть нам богатство во обещанных, искушает бо сим искушением нынешним и утверждает нам чаемая. Да елма же малогодная суть сице, то како будет вечная? И аще видимая суть добро сия, то како будет невидимая? Аще величество небесное мысли человека превосходит и меры, то присносущее естество кий ум может исследити? Им же ти повинно есть солнце, толико есть добро величество имы противу всему, яко не именовать кроме всего намерения и добротою естественною, аки око светлое, украшает тварь. Да елма же годная суть позорующе, то како будет добротою солнце праведное Христос, бог наш? Да аще невышнему тщета бывает, елма сего солнца не видит, то какова тщета будет слепому, не хотящу истиннаго солнца, Христа, видети?
Разгнем книги, душе моя, и видим хитреца и содетеля и начен песнь вечернюю, псалом: «благослови, душе моя, господа».
Чесо ради Давид* понуждает душу свою хвалити господа, да нам отрыгнет словеса устен своих тако же славословити господа: «господи, боже мой, возвеличился еси зело»*. И когда и в кое время возвеличился? Толк: Не о горнем бытии глаголет пророк, но о смотрении. Тамо начало безначально, тамо начало несказанно. Здесь же на земли бысть Христово вочеловечение под леты. Отселе воссия величество плотяну богу.