Житие святого Северина

Это было первое сражение, в котором мне пришлось командовать такой силой. В юношеских скитаниях был бойцом-одиночкой, потом в ряде схваток рядовым бойцом, пару раз возглавлял случайные отряды не более сотни человек. Тут же пришлось брать на себя всю ответственность за исход сражения. Но я был не один. Со мной были вы и все братья из монастырей и келеек прилегавшей части Норика, люди из десятинных фондов, все мои здешние тайные агенты, все, кто так или иначе признал меня своим вождём. Вместе взятые, мы оказались единственной организованной силой и составили скелет, распределивший и связавший мускулы обеих городских общин, и жилы, передающие приказы от мозга и кровь от сердца. А мозгом был я. Все эти годы я знал, что без крови и битв не обойдётся. И я следил за всеми вооружёнными столкновениями в радиусе сотен миль, расспрашивал очевидцев и участников. И вспоминал прочитанное о битвах былых веков.

Я следил за приёмами ведения боя у разных варварских племён. Вы тоже знаете, что готы таранят врага ударом копьеносных, закованных в железо и на бронированных же конях сидящих богатырей. На Болии они таким ударом стёрли в прах и в кровь своих противников. Руги полагаются на мечи и луки, франки на двулезвийные топоры-франциски, герулы бьются на манер ругов, но у них до сих пор немало бойцов-дикарей, не знающих строя и дисциплины, вламывающихся в строй с дубинами и топорами… Я предугадал, что алеманны в данном случае должны положиться на атаку конницы с последующим натиском более слабой у них пехоты…

Я следил и за каждым нашим уцелевшим гарнизоном, за судьбой покинувших казармы солдат. В Батависе гарнизон оказался самым стойким, дольше всех продержался. И жалованья уже давно не получали, а службу несли. Перед самым падением империи они послали ходоков в Италию за жалованьем, но те у самого города напоролись на алеманнов и были перебиты. Я тогда был в Батависе и лично напутствовал двоих из этих ходоков, советовал им, к кому в Италии обратиться, Одоакра между прочим назвал. Видимо, когда одному из тех двоих пришла пред смертью в голову мысль, что как же так, что Северин же о смерти не говорил, давал для жизни советы, он воззвал ко мне так яростно и гневно, что я почуял вдруг чей-то призыв, беду почуял, поднял тревогу, бросился к реке, а она уже трупы несла. Помнишь, Марциан, как два года назад ты с Ренатом чуть не угодил в руки тех же алеманнов на пути в Тибурнию? Гораздо дальше от меня было, но я услышал твой мысленный призыв… Но я отвлёкся — речь шла о солдатах из Батависа. Гарнизон хоть и распался после этого, но почти все солдаты остались в городе, занялись ремеслом и сельским трудом, а в случае набега врагов по старой памяти собирались в кулак. Были среди них несколько моих людей, светлая им память, все легли в той битве, они стягивали товарищей как магнит гвозди — я же сам таких отбирал все эти годы…

Вот вокруг них, опытных и умелых воинов, для битвы рождённых и дождавшихся своего часа — немногим так везёт в жизни, — собралось в те дни ополчение обоих городов. Я обещал всем ополченцам победу именем Бога, но корни нашей победы — земные. От необходимости покинуть навсегда свою родину люди пришли в такую ярость, что готовы были зубами грызть вражьи глотки. Их не только не пугала, но даже манила смерть рядом с родным кладбищем, где похоронены родичи на десятки поколений вглубь. Было ядро из опытных воинов, и был у всех — жителей приграничья, не раз отражавших набеги тех же алеманнов, видевших их кровь и отступление, — боевой опыт. Были за нашими спинами женщины и дети. Была организация — мы. Был единый вождь — я. И было в тот момент абсолютное доверие ко мне — и абсолютное поэтому повиновение. Как же нам было в этот день не победить?! Вспомните этот встречный бой, когда наша пехота, дождавшись моего сигнала, дотерпев, не сорвавшись до срока, несколькими самостоятельными колоннами устремилась бегом навстречу алеманнской коннице, сжав зубы, чтобы сила криком не изошла, чтобы всю силу для врага оставить. Уже этот бег с копьями наперевес и без потери строя (колонна для этого больше всего подходит, там задние не дадут переднему отстать, все слиты в одно громадное тело) заставил алеманнских коней остановиться, не слушая понукания хозяев — ведь коням в тот день не светила впереди добыча и власть над побеждёнными, а навстречу бежала смерть, это и конь поймёт, особенно боевой, выученный уму-разуму…