Читаем Жив Крученых! полностью

Ясно, только – что воскресший будет резко отличаться своим видом от большинства, поэтому неудивительно, что появление его производит повсеместный скандал и панику.

У меня изумрудно – неприличен каждый кусокКостюм: покроя шокинг.Во рту – раскаленная млеем облаткаСтальной шалится ЭротМой флаг-зараженная тряпкаВ глазах – никакого порядка!Публика выходит через отпадающий рот,А мысли, сыро хромающие, совсем наоборот!Я в зеркале не отражаюсь![2]

Кажется, что проходя по улице, мы случайно оступились и вдруг каменная плита подвала зашевелилась, оттуда выскочила голова, плесневевшая в могиле и заглянула вам в лицо.

А вот и рисунок Ларионова (на обложке поэмы Крученых «Полуживой»).

Выбрасывая петлю вместо уха, каменеет черная, безглазая маска.

Тайна незрящих орбит дразнит внимательных разгадывателей и вызывает споры – чем атрофировано зрение – присутствием ли близкого и сильного света или долгим пребыванием во тьме.

Черен ли он до сияния или до невидимости?

Веки его почернели от того, что он наблюдал там –

Эпидемия.грызня домовдым чадрепа горитнад Плющихойтемнит…цехсомнемевший…тление…. . . . . .молитесьмолитесьон не умер. . . . . .чебрецтрава духслиняла. . . . . .сенотление. . . . . .угасли очиразноплетенныйне победил жизни. . . . . .плохо пахнет воскомцелуйте рукивсе перессорилисьпрошла холера…

(Окончательная редакция. Первоначальную – см. «Мирсконца» сборник Крученых, Хлебникова, Татлина и др. Москва 1912 г.)

И другие воспоминания из Конмира:

пята живалишь грудь замерзла  скользкаспичка занята. . . . . .прижечь пятутот встанет живонагнавшим бедув шею гриву!..(«Мирсконца»).

Всех последних ужасов он был свидетелем:

Вчерав ½ минуты по-полудниМир скончался на моих рукахЯ вскочил в испугеИ стал шептатьПустые слова –Телеман… злосте шу…    Скус…Еще молодая девушка18-летняя вселенная умерла!Что с ней делать?!мы тихонько ее зарылиЯщик у двора…Сквозь бревнаВ доме притаившегося покойникаНе надо много слов…Лучше сказать тихонечко: завтра  будь   здоров!..(«Голодняк» Москва 1922 г.)

И вот, побывав за чертой человеческого, и «узнав в огне нечто лучшее», черная, говорящая голова начинает ворчать на каменные литературные формы, хранителей которых человек будущего упорно называет прошляками, розовыми мертвецами, черепахами, защищенными от жизни бронированной раковиной традиций, и доказывает негодность так называемых чистых форм и размеров речи (чистенький покойничек!), на самом деле вымытых скукой и кишаших червями сдвигов (сцепление двух слов в одно – искажающее первоначальный смысл различных строчек).

«Их много лет съедали молимузы» (моль и музы, сдвиг, найденный Крученых у Э. Германа, «Стихи о Москве»). «Сплетяху лу сосанною» – читает Крученых, – оказывается, это посвящение Ахматовой поэта С. Рафаловича и написано оно так: «сплетя хулу с осанною».

«Я показываю, что и по сей час многие, даже очень почтенные метры, сильно глуховаты и „дерут“ неимоверно, указываю, что сдвигология… в нашей поэтике неизвестна.

Мы еще дети в технике речи – так: говорит Крученых в своей книге „Сдвигология“ (примеры взяты оттуда же). Чуткое ухо Крученых слышит, что даже с поэтическими розами неблагополучно „Икущи“ роз, где соловьи». Еще немного и окажется, что розы икают, объевшись «поэтином»

Или, еще хуже: «Ишак твой землю тяготил» («И шаг твой землю тяготил» – такую неудачную строчку подарил В. Брюсов… Наполеону).

Поэтому предлагается произвести коренную реформацию слова, как такового, прежде чем приступить к творчеству, тем более, что устарели не только слова, но и боги, которых они прославляли.

Устарел Фигаро и АпокалищС их нарядами и богамиМадонну и Гогу раздавило махалищеИ они валяются, додрыгивая ногами.

Перед пастью обжоры «краснеет сальная нога» и вызывает аппетит больший, чем удлиненные ноги Иды Рубинштейн, белые и гладкие, как игральные кости домино. Кажется, что «Венера стала судорогой тухлого яйца»

Перейти на страницу:

Похожие книги