Читаем Живая человеческая крепость полностью

...Уезжать «с повёрнутой назад головой» - это настолько «моё», что строчки Ваши просто рвут душу. Так у меня с Солигаличем, где родился и провёл первые пять лет жизни (а теперь вот только уезжаю и мучаюсь). Так с Ленинградом-Петербургом и окрестностя­ми, где провел 10 лучших (по возрасту) лет, годы учёбы. Спасибо Вам за чувства и за то, что умеете их назвать, как не сумеет никто другой. 

А я, хоть и рад всегда припасть «к милосердным Коленам», много тоскую и в тоске раз­ражаюсь не слишком далёкими умозрениями вроде отсутствия «общей судьбы» (на примере Набокова), вытекающих из этого если не враждебности, то безразличия и непонимания между особями даже в пределах одного народа и проч. Простите мне. Где собираются двое, чтобы оглянуться и возблагодарить Творца, - там и есть Церковь; другой я не признаю, да и не надо мне. 

Отдельное спасибо за память о Конецком; мы не были знакомы, но он близок мне дважды - как моряк и писатель; он из ярчайших в своем поколении, но, как ни странно, из тех, о ком нынче оказалось очень просто забыть. Вы беззаветно любите тех, с кем дружите или дружили; на их лицах свет Вашего дара любви; тут всегда симбиоз. Я понял это как следует только после Вашего «Подорожника». Да и всякий талант, всякое любимое лицо - соединение сил любимого и любящего, существующее затем уже как бы вне и помимо...

Дата: 03.07.05 

От кого: Валентин Курбатов 

Кому: Сергей Яковлев 

Вот и я съездил к Сёмочкину. Всего на два дня. А всё-таки хорошо! Находились по окрестностям, наумничались. Поглядел я на то, что он успел сделать с домом. Каждый раз поражает, как много прибавилось с твоего последнего приезда, как неостановимо идёт работа! И всё как будто само собой. Всё у него без жалоб, без этого нашего общего поношения властей предержащих, которые на то и власти, чтобы нам жизнь пряником не казалась. Тем заметнее наступающее со всех сторон беспамятство. Медленно подкрадывающаяся смерть старого, привычного - деревни, уклада, традиции. Даже и мои старые, дорогие сердцу места сходят на нет. Там и тут вырастают особняки за заборами, перегоражива­ют омерзительной сеткой рабицей привычные тропинки, по которым от века ходили здесь люди. И народ терпеливо протаптывает новые, которые диктуют ему эти новодельные заборы захватчиков. И Саня мой ворчит, но тоже пони­мает, что новое, при всей его пакостности, неостановимо, и обходит, обходит эти заборы. Так и нас самих жизнь потихоньку выталкивает из своих пределов, всё дальше, окраиннее. Он хватается за свой музей, строит там отдельный мир, держит силой то, что кажется ему дорогим, но уже оба мы видим, что наше старое больше умозрительно, чем живо, что храним мы декорацию, которая не привьётся, не оживёт, а будет только тешить эстетическое воображение. И даже не наше воображение, а тех же новых хозяев жизни. Ну, что ж - «тебе я место уступаю, мне время тлеть - тебе цвести...». Дай Бог дожить хоть в декоративном своём, а не в окончательно победившем бесчеловечном новом...

Дата: 04.07.05 

От кого: Сергей Яковлев

Кому: Валентин Курбатов 

...А я всё порывался нарушить молчание да робел: нехорошо слать письмо за письмом, будто настаивая на ответе, когда человек отдыхает! Отвечать - тяжёлый труд и обя­занность, которую на моей памяти блюли (не формально, а с полной душевной отдачей) считаные представители «старорежимной» культуры. Последним был Дедков. Теперь Вы. Этой исключительной Вашей чертой отвечать всегда и сразу восторгался как-то в разговоре со мной Володя Леонович... 

Вы на примере Сёмочкина даёте мне хороший урок: не жалуется, не просит и ничего хорошего не ждёт. Не согласен я только мириться с теорией вытеснения из жизни. Люди от поколения к поколению не становятся хуже, их интересы в целом не меняются, сочувс­твие душ не зависит от возраста и т.д. За гробом Достоевского шла студенческая Россия (а уж сколько всего в те годы «переворошилось»!). Вокруг «диссидентствующего» Дедкова толпилась молодёжь, и чем дальше, тем её внимание к нему, кажется, только усиливается. Не верю, что Вы не чувствуете того же на себе. Другое дело, что не всякий обладает столь ярким и сильным общественным талантом. 

Я, например, второй раз на протяжении недолгого времени убеждаюсь в скудости своих возможностей по этой части. Не удается мне в «Родине» делать то, что надо и хочется. Тяжело пристраиваться к желтизне и сервильности. Но здесь, в отличие от «Нового мира», нет виноватых: таков уж этот журнал по своей родословной, в этом измерении он начинался и никакого другого не знает. Закончу хлопоты с Сёмочкиным [14] да с Кураевым (с которым в эту поездку долго беседовал под запись - горький разговор полу­чился!) [15], напомню начальству о старых долгах (там и Ваш материал о Селивёрстове [16]) и уйду с 1 августа в отпуск, чтобы уже не возвращаться. Куда идти - не знаю пока...

Дата: 10.07.05 

От кого: Валентин Курбатов

Кому: Сергей Яковлев 

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука