Читаем Живая память. Том 3. [1944-1945] полностью

Слова сержанта «Этим лет по восемнадцать» включили во мне какой-то рычажок-контакт, и я непроизвольно воскликнул: «Братцы, а какое сегодня число?» Кто-то назвал. «У меня же день рождения». Я не понял еще, хорошо это или плохо то, что я сказал, как отделенный поднялся с места и со словами: «Подождите меня, герои» — шагнул под дождь. Вскоре он вернулся в палатку и, подсвечивая фонариком, выставил в центр, где на куске брезента лежали хлеб и консервы, котелок со спиртом. Он разлил его по кружкам. «Помянем тех троих. — Сержант кивнул головой в сторону могилы на склоне холма. — Вечная память хлопцам». Я опрокинул в себя полкружки непривычной влаги и обжигающее действие ее, когда перехватывает дыхание, когда кажется, будто у тебя все выгорело во рту, запомнил с того дня на всю жизнь.

Был на войне еще день, когда я пил спирт вот так же, из кружки, пил раз за разом и не пьянел. Случилось это уже в Померании в феврале или марте сорок пятого. Мы преследовали отступавшего неприятеля. Корпус катился вперед с размахом, легко и быстро, почти не встречая сопротивления, как вдруг, когда наши танки вышли из леса на просторный луг, путь преградила небольшая речушка. Немцы взорвали мост буквально у нас под носом, а мы даже мысли не допускали о том, чтобы замедлить темпы наступления. И вот тогда прозвучала команда командира корпуса генерала Панфилова: «Саперов вперед!» Нам было дано всего два часа, чтобы навести переправу. В дело подключились танкисты, автоматчики — одни валили в лесу деревья, другие волокли их на крепких буксирных тросах к реке. Спешка была такой, что танкисты не заметили, как длинный хлыст скользнул с дороги в кювет и буквально растер не успевшего выскочить из окопа пулеметчика, который вел оттуда наблюдение за противоположным берегом.

Как одержимые, мы набрасывались на бревна и тащили их в воду, чтобы схватить скобами, укрепить на сохранившихся сваях. Мы работали по горло в холодной воде, без необходимых в таких случаях прорезиненных комбинезонов, и единственным средством нашей защиты были костер и бидон спирта на берегу. Всякий раз, выскакивая из воды, чтобы перевести дух, мы подбегали к бидону и делали глоток-другой, охлаждая «огонь» во рту комком рыхлого, еще сохранившегося в придорожной канаве не очень чистого снега.

Через два часа мост был готов. Танки устремились вперед, мы тоже укатили на их броне, и, странное дело, ни назавтра, ни в последующие дни никто из нас не заболел. Мы понятия не имели, что это такое — ангины, простуды и прочие модные теперь хвори. Однако способ противодействия им запомнился. И когда уже в недавнем прошлом в стране развернулась противоалкогольная кампания, я часто вспоминал фронтовую жизнь, когда глоток спирта был нужен так же остро, как глоток воздуха.

Сержант не забыл о моем «юбилее» и, когда по второму заходу разлил в кружки еще по глотку теперь вроде бы не такой уж огненной жидкости, сказал: «Будь здоров, солдат, живи долго». Он достал из вещмешка комок слипшихся, в хлебных крошках, известных до войны розово-полосатых конфет «подушечки». Ими мы и закусили. С тех пор я праздновал свой день рождения много раз, отмечал «круглые даты», юбилеи, но тот день запомнился больше всех других.

* * *

Перебирая в памяти события тех лет, менее всего могу припомнить, где мы спали на войне? Даже десятка ночей не наберется, о которых можно было бы что-то рассказать. Спали где придется — в окопе, в машине, в сарае, под кустом, просто на сырой земле. Это парадокс, но спать мы наловчились даже на ходу. Если ты выбился из сил, а надо двигаться, надо идти, можно наметить себе цель впереди, хотя бы метров за двадцать, и закрыть глаза. Тогда мозг отдыхает, а ноги сами несут тело вперед, пока не оступишься. Оступился, открой глаза на миг, сделай корректировку, как говорят артиллеристы, доверни прицел и шагай дальше. А уж если есть за что держаться на ходу, скажем, за телегу или лафет орудия, так это вообще царский сон, курорт!

О той ночи, до которой я довел свое повествование, могу сказать, что она-то как раз запомнилась. Наш сон был прерван гулом танков. По маршруту, проложенному саперами, шли «коробочки». Они преодолели до рассвета немалое расстояние и теперь приближались к переправе через овраг. Покачивая в такт движению стволами пушек, танки словно говорили нам: «С добрым утром!»

В ответ мы радостно суетились, так как знали, что танки примут нас к себе на борт и до тех пор, пока не прибудем на новые позиции, для нас наступят короткие часы отдыха, даже блаженства на войне. По двое, по трое мы усядемся за башнями, где от моторов идет такое желанное тепло, и сможем хоть немного согреться и обсохнуть. Надо только покрепче ухватиться за скобу, чтобы не слететь на ходу под гусеницы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары