Живая память. Том 3. [1944-1945]

В тот же день «Красный пролетарий» отгрузил в адрес училища ящики с инструментом, все самого высшего качества.

Вернувшись в Выксу, лейтенант Рахманов начал делать модель подкалиберного снаряда, благо недостатка в материалах не было: рядом при металлургическом заводе располагалась богатейшая свалка, куда свозили с полей сражений разбитые танки, машины самых разных марок.

Рахманов сам выпиливал стержни для тяжелого сердечника, вытачивал корпус из легкого металла. В апреле сорок четвертого все чертежи бронебойного снаряда были отправлены в артиллерийское управление, в отдел изобретений Красной Армии. Снарядом заинтересовались ученые, Рахманова вызвали в Москву.

Он еще не знал, что запущенные в серию его снаряды пойдут на фронт и будут пробивать и жечь любую бронетехнику фашистской Германии.

В силезской операции под Бреслау, под Будапештом, в Померании и под Берлином работали его снаряды, его бронебойные подкалиберные, секретность с конструкции которых сняли только в конце шестидесятых годов.

Он еще не знал и не мог знать того, что немецкий генерал-лейтенант инженер Эрих Шнейдер, подводя итоги второй мировой войны и анализируя развитие военной науки и техники, высоко отзовется о русском подкалиберном бронебойном снаряде… Ничего этого молодой изобретатель лейтенант Рахманов еще не знал. В новом кителе с ярко начищенными пуговицами, все по форме — в начищенных сапогах, в парадной фуражке он спешил в Москву.

Уже ждали Победу. Уже никто не сомневался, что Гитлеру капут и войне конец. Москва в черемуховом, в сиреневом цветенье, она ослепла от солнца, от счастья, от нестерпимого сверканья весенних луж. Ему улыбались московские девушки в босоножках на деревянной подошве, цокающей по асфальту, как кастаньеты, с голубыми нежными тенями под глазами от недоедания, и нежность переполняла его сердце. Пожилые люди с уважением смотрели на его золотые погоны и уступали место в транспорте.

Его никто не узнавал на шумных улицах. Телевидения еще не было, а портретов лейтенанта Рахманова не помещали в журнале «Огонек» рядом с конструкторами боевых самолетов и артиллерийских систем.

Игнатий Рождественский. Ружейная береза

Здесь не кружились вражьи бомбовозы
И не рвалась немецкая шрапнель,
Здесь тишина, да сосны, да березы,
Серебряное полымя мороза
Здесь разожгла февральская метель.

В рассветный час, навстречу белым вьюгам,

Легко, как крылья, распахнув тулуп,
По голубым рассыпчатым застругам
В тайгу шагает рослый лесоруб.

Он смотрит зорко с льдистого пригорка,

Ряды берез смыкаются плотней.
Он даже не притронулся к махорке:
Сейчас не время баловаться с ней.

Молчит морозом скованная чаща,

Вот у реки тропа оборвалась.
Береза… С виду будто подходяща,
Такая вот годится в самый раз.

Глотнув, как спирту, крепкого мороза,

Седой лесник, прищурившись хитро,
Выстукивает, слушает березу:
Какое, дескать, сердце и нутро…

Молчат деревья и не встрепенутся…

Домой шагает в полуночный час:
«Теперь не грех махоркой затянуться,
На целый взвод винтовочек припас».

И он идет сквозь полымя мороза,

И твердо знает сердце старика:
Сибирская ружейная береза
Не подведет сибирского стрелка.

Андрей Давидьянц. Саратовский калач

Многие ли знают, что у нас в стране есть Новоузенский район? Для большинства — это «белое пятно». Только некоторые скажут: где-то в заволжских степях. Между тем в этом далеком районе, как в зеркале, отразилась чуть ли не вся эпопея Великой Отечественной войны и, в частности, — проявленное в те годы единство фронта и тыла. Степняки-новоузенцы храбро сражались на передовых позициях, самоотверженно трудились в тылу, ощущая себя в едином строю со всем народом, вставшим на защиту Родины.

В семье Героев Советского Союза — пять новоузенцев. Сотни тружеников села района получили медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг».

За годы войны Новоузенский район Саратовской области дал стране более 4 миллионов пудов хлеба, 37 тысяч центнеров мяса, 41 тысячу центнеров молока и другую сельскохозяйственную продукцию.