И вот ему восемнадцать. В таком возрасте в свободное время курсанты переписывают стихи про любовь и мысли великих людей, иногда ведут дневники в толстой тетраде с коленкоровой обложкой и, чтобы никто не прочитал, не посмеялся, сдают в каптерку строгому, но справедливому старшине. В восемнадцать курсанты пишут письма хорошим девушкам, мечтают о любви.
Курсант Рахманов ничего не писал, схему своего первого военного изобретения он составил на пальцах, без расчета, и это была мина еще невиданной конструкции и большой разрушительной силы.
При испытании мины она так рванула, что в округе посыпались стекла. Начальник училища написал рапорт по команде, а Рахманова первый раз вызвали в особый отдел, взяли расписку о неразглашении и забрали все его записи, после чего на три дня откомандировали в Москву в отдел изобретений при Наркомате обороны.
Он шел по Садовой в курсантской шинели с танковыми эмблемами на петлицах, останавливался и не узнавал Москвы. На заборах, в витринах Мосгорсправки висели плакаты «Родина-мать зовет!», «Раздавим фашистскую гадину!»
Чертежи мины, предложенной курсантом Рахмановым, еще накануне его приезда были переданы в производство на номерном заводе.
Через год он снова возвращается в Москву, уже лейтенантом. А через несколько дней лейтенант Рахманов получил назначение в действующую армию на Калининский фронт.
Кроме Рахманова и других не нюхавших пороху лейтенантов, туда же, на Калининский, ехали бывалые фронтовики, все из госпиталей, говорили о войне, какая у немца техника…
Артиллерийский капитан в каракулевой, с кожаным верхом ушанке курил «Беломор» и рассказывал, как его первый раз ранило под Брестом — еле вывезли, а потом второй раз под Москвой, на ближних подступах, под Дедовском.
— Танки у него сильные, — говорил капитан, сплевывая табачную горечь и хлопая себя по коленке, туго обтянутой шерстяными галифе. — Лобовая броня — соткой не пробить, его голыми руками, славяне, не возьмешь.
— Факт! — охотно поддакивал военинженер второго ранга в белом неохватном тулупе.
Николай слушал — и уже забрезжила какая-то своя мысль. А что, если сделать такой снаряд, в центре которого поместить связку сердечников из тяжелого металла с большим удельным весом, сам снаряд станет легче, и за счет этого повысится его начальная скорость. При ударе о броню пусть легкий корпус снаряда разлетится в осколки, зато тяжелый сердечник пробьет броню.
Все смотрели на капитана, на его медаль «За отвагу», а Николай Рахманов думал, что сердечник в его снаряде во время удара будет сильно нагреваться, может, даже до тысячи градусов, при такой-то скорости! Это наверняка вызовет пожар, в немецких танках будет взрываться горючее и боекомплект…
— У меня немецкая бритва «Золинген три кольца» еще от отца, из дома. С двадцать пятого года отец брился, я бреюсь, сноса нет… А тут танк… В лоб его не возьмешь!
…Под набор стержней можно поместить трассер, патрон с подкрашенным дымовым составом, тогда легче будет вести стрельбу, видно направление на цель…
— Танки нужны. Танки! Иначе большой кровью умоемся.
Молодые лейтенанты слушали бывалого капитана, но в разговор со старшими не встревали. Поезд шел к фронту, в окне, за светозащитной шторой, качалась луна, паровоз приглушенно гудел, и короткое эхо отдавалось в тихих лесах.
Хорошо думается под колесный перестук, просеиваются все мысли, шелуха отлетает, все стоющее остается.
Было это давным-давно… Едет парень на фронт и думает о конструкции нового снаряда, не какого-нибудь, а подкалиберного, страшной разрушительной силы, такая у него юная фантазия, и попадает он в 148-й отдельный танковый батальон. Там-то его и вызывают второй раз в особый отдел.
— Вот, Николай Николаевич, какая петрушка, — потирая руки, говорит ему особист в звании майора, — вы носитель секретной информации. Вы автор новой мины, вот тут за вами значится и еще ряд изобретений, которые могут иметь военное значение, подъемные механизмы, цилиндр для паровой машины… А если вы в плен попадете?
— Да я как-то не собираюсь.
— Мало ли что не собираетесь, а ну, — неожиданно повысил голос майор, — одна нога здесь — другая там, получай предписание о переводе…
Очень скоро он оказался в училище, в городе Выксе под Горьким, где подготавливали механиков-водителей для броневиков БА-64.
Лейтенанта Рахманова назначили на скромную должность начальника учебного оборудования. Его командировали в Москву на «Красный пролетарий», а поскольку бумагу ему выписали солидную, то его принял в своем генеральском кабинете директор знаменитого завода. Лейтенант скромно просил дать инструмент — хорошо бы получить напильники, резцы, сверла, развертки, метчики, плашки… Ничего в училище нет!
— Простите, — устало сказал директор, отмахиваясь от его солидной бумаги, — в данный момент завод вам ничем помочь не может, товарищ… Рахманов?
— Так точно, Рахманов.
— Слушайте: Коля Рахманов — это вы? Вот интересно! Главного инженера ко мне! — приказал он секретарше, приоткрывшей дверь кабинета. — А я-то гляжу, лицо ваше вроде бы знакомо. Я же вас видел на слете ударников второй пятилетки…