И тут на поверхности заряженной грозовой тучи – моей рожи то есть – неожиданно появляется смешливый зайчик.
Неуловимый и ненаказуемый.
Какой-то миг он смотрит на мою ручку. Решается…
Берет ее.
Выписывает дозу.
Я беру ручку и бумажку.
Проверяю:
«1,5 Р».
Нормально.
…Грозовые тучи расходятся…
А-а, так чем там с тем подполковником-связистом закончилось?
Да, в общем, ничем.
Ну, подхожу я к нему без всяких глупостей типа «перехода на строевой шаг при подходе к начальнику», просто подхожу, докладываю, вскинув руку к козырьку кепи:
– Товарищ подполковник, лейтенант такой-то по вашему приказанию прибыл.
Он начал без предисловий:
– Кадровый? – В смысле – кадровый ли я офицер?
– Никак нет.
– Двухгодичник? – Уже потише. Двухгодичник – это офицер запаса, на два года призванный служить в кадровую армию.
– Никак нет. – И, чтоб до конца ситуацию определить, добавляю: –
(Так замзавразведотдела когда-то протянул: «…А-а, «из народа», – когда узнал, что я офицер из запаса – не кадровый и не двухгодичник; мне выражение понравилось.)
Все было сказано.
Он мне не мог сделать ничего.
И мы оба это знали.
То есть он, конечно, «мог», но накажут меня или нет мои прямые начальники – ротный, комбат (командиру бригады уж точно не до меня) – это большой вопрос, и почухаюсь я от этого наказания или нет – еще больший; а вот над ним весь штаб будет потешаться, что ему не хрен делать – к разведчикам прицепывается… Это не то что кадрового – тот бы трясся: как же, «пятно в биографии»! И двухгодичника тоже можно прищучить – ему там характеристика хорошая нужна или еще что… А мне что? Я пришел – и я ушел; и меня мало колышет, присвоят мне очередное звание «старший лейтенант запаса» пятью годами раньше или пятью годами позже – или вообще никогда…
То есть он, конечно, кровь мне попортить может, но для этого ему нужно столько усилий потратить, такую машину раскрутить, стольких людей убедить – чтоб меня действительно-таки вздрючили… Да и за что?
И мы оба это знали…
Силы противников оказались равны, и теперь нам предстояло – каждому – «сдать назад, не делая резких движений»…
– Ну, что ж вы так, товарищ лейтенант, неуважительно – при моих подчиненных? – сказал он совсем другим тоном.
– Ну и я ж тоже, товарищ подполковник, не сам был…
Взаимоуважительный разговор коллег… В общем, мы разошлись.
…Подморгнув приятелям, довольный, понес я данные в штаб…
Мерки разведки: Все относительно*
– Они лазят везде без респираторов, ни хрена не боятся – радиации ж не видно!
Я б тоже, наверно, таким умным был, если б в штабе всю свою чернобыльскую службу просидел…
Потому что это в теории все хорошо.
Это в теории: «при обнаружении радиоактивного заражения или его признаков на местности немедленно одеть респираторы».
Ну, одели.
И сколько в них быть? Если ты находишься на этой самой «зараженной местности» дни – недели – месяцы?… Работаешь, ездишь, спишь, ешь… Живешь, короче. Поневоле поделишь эту «территорию» на «более зараженную» и «менее» –
Поначалу, смотришь, новичок разве что не спит в респираторе.
Потом, глядишь, его уже «отпустило»:
По дороге в Чернобыль когда оденет респиратор, а когда и нет.
По Чернобылю ходит без респиратора…
Как другие.
Как большинство.
Находит какой-то оптимум – если это слово вообще тут к месту
От среды не спрячешься, она не просто «окружающая»: в чернобыле она
И постепенно-постепенно, глядя на других, бывая на новых и новых уровнях радиации, человек приобретает какие-то понятия: что много, что мало, где как себя вести и до какой степени нервничать, если нервничать вообще… Что где себе можно позволить…