Живая вещь

Толкина Фредерика не читала. Рафаэль как-то обмолвился, что это «никудышный прозаик»; Тони Уотсон считал, что взгляды этого писателя на развитие общества сводятся к упрощённым представлениям о добре и зле, в духе вагнеровских «Нибелунгов», а ещё там присутствует деление на господствующие и низшие расы, изображается в идеализированном виде английская сельская старина, радостные, выдуманные крестьяне. Найджел Ривер откинулся в кресле — на смуглом лице его заплясали огненные блики очага — и сказал, что, по его мнению, книги Толкина живые, как «Пак», потому что в них — настоящие сюжеты, о добре и зле, сражения на фоне величественной природы, никаких машин и механизмов, никакой политики и секса.

— Читая их, чувствуешь себя чище, — подытожил он. — Теперь можешь смеяться.

— С чего мне смеяться?

— Я как-то сказал одной девушке из Оксфорда, что считаю Толкина замечательным писателем, а она давай хохотать как ненормальная. Сказала, я безнадёжен. И сразу мне от ворот поворот.

— Тебе какая-то неправильная студентка Оксфорда попалась, — ответила Фредерика. — Они там все в основном уважают Толкина. Он ведь оксфордский профессор.

Слова о девушке из Оксфорда её заинтриговали. Скольких девушек в скольких гостиницах вот так же угощал он ужином, обсуждал с ними «Пака с холмов»? А между тем его итоговое рассуждение о Толкине — вполне проницательное, отнюдь не обывательское. Действительно, можно испытать острую, свежую радость от повествования, где люди за что-то сражаются, чего-то хотят, и при этом никакой тебе политики, секса, никаких машин и механизмов. Она исподтишка внимательно посмотрела на Найджела Ривера и обнаружила, что он и сам глядит на неё лукаво, словно что-то прикидывает. Найджел чем-то напоминал киплинговского эльфа Пака: тёмный, широкоплечий и коренастый, с большими ушами; в его английской практичности мерещилось что-то хитроватое, усмешливое и уклончивое. По дороге обратно в Кембридж она задумалась о его имени. Имя Найджел ей поначалу не понравилось — так обычно звали прилежных мальчиков из почтенных семей, Фредерику такие мальчики не жаловали; у них ещё обязательно должны быть сёстры по имени Патрисия, Джиллиан или Джилл. Теперь всё вдруг представилось ей иначе: не из Вальтера ли Скотта это имя? Да и фамилия — Ривер — очень подходит для пирата или пограничного разбойника… Вордсворт же собирался назвать Риверами шайку разбойников в «Жителях пограничья»[226], разве нет?

— А фамилия твоего дяди тоже Ривер? — спросила она, чуть сонная от бренди.

— Да. А что?

— Ты говорил, он как пират. Всё у вас прямо-таки херевардское получается…

— Не совсем понимаю, о чём ты.

Найджел огромно маячил рядом в верблюжьем пальто, руки в кожаных перчатках уверенно сжимали руль.

Когда подъехали к Ньюнэму, он остановился в освещённом месте, повернулся к ней и сказал:

— Ну, что?..

Она не стала отодвигаться. Но ей вдруг стало немного страшно. Он потянулся к ней уверенно и твёрдо. Запах его щеки был тёплый и сухой, чем-то знакомый: хороший запах, не её собственный, но и не чужой.

— Не люблю разводить всякие поцелуи, — сказал он. — Но с тобой, однако…

Этот поцелуй — долгий — ещё больше испугал Фредерику. Почему так получилось, она не знала; в действительности же дело было в том, что за всё время приключений в Кембридже её ни разу не посетило настоящее желание, был лишь голод её собственной плоти (что бы она там порой себе ни воображала, как бы себя ни обманывала). Что же это делается? — спросила она себя. В руках и коленях она чувствовала непонятную слабость. Подумала, лучше пойти к себе в комнату, потом поняла, что на самом деле хочет, чтоб он обнял, прижал её к себе, пусть даже в своём несуразном толстом облачении. Он продолжал сидеть, не шевелясь, потом сказал:

— Ну так что?..

— Что «что»?

— В смысле, что дальше?

— Дальше?

— Ну да.

— Я не понимаю, о чём ты.

— Тебе разве не пора? — спросил он возмутительно невозмутимо.

Фредерика тут же гордо выбралась из машины. Когда обходила передний капот, он позвал:

— Подойди сюда, пожалуйста.

Она подошла к его окошку.

— Не надо кукситься. Мы отлично провели день, правда?

— Правда.

— Я обязательно ещё приеду.

Она не стала спрашивать когда.

— Ну, поцелуй меня на прощание, — сказал он.

Невыносимо хотелось ещё раз к нему прикоснуться. Она нагнулась, и они поцеловались, довольно чинно, через опущенное стекло машины.

— Я обязательно ещё приеду, — повторил он.

Она поплелась ко входу в колледж, сама не своя от странных, смутных ощущений и мыслей.