Читаем Живая вещь полностью

Персонажи книг — создания вымышленные, гадательные. То же можно сказать и о небольшой стопочке карточек-приглашений, сложенных на каминной полке в каждой кембриджской комнате. Если их просмотреть, то из будущего времени, которое само по себе носит характер вымышленности (в следующую субботу, в пятницу через неделю, в среду в восемь), мы переместимся в нереальное прошлое, в категорию «могло бы, да не случилось». Взять хотя бы сборище в колледже Гонвилл-энд-Киз (по случаю двадцатиоднолетия некого Джереми Лода) — Фредерика на него не попала, так как отправилась с Найджелом Ривером в Или и Хантингдон. Ну а вот серьёзная встреча, под эгидой Клуба литературной критики, проходившая в комнатах Харви Органа, там обсуждали книгу Уильяма Эмпсона «Семь разновидностей неоднозначного»[227], — и сюда она не пошла, поскольку в тот вечер советовалась о теме своей докторской с Рафаэлем Фабером. Ещё карточка, на которой в стиле шаржа изображены трое: элегантный длинноволосый поэт с пером, ссутуленный журналист в очках и некто третий, непонятный, нахохленный, в дождевике с капюшоном, и текст приглашения, голубые стилизованные буквы, вроде мазков, — музыкальный вечер у трёх студентов английского отделения, которых она про себя называла la petite bande, маленькая шайка… Перебирая все эти карточки, отправляя под низ стопки, под спуд утраченное прошлое, paradis perdu, потерянный рай, вглядываясь в будущее с надеждою и тревогой, Фредерика всё-таки задумалась: что же ценного она могла пропустить в этом прошлом — очередной разговор с Харви о слове «образ», песни под гитару, похмелье, какое-нибудь новое знакомство?.. Лишь по чистой случайности, пишет Форстер в «Самом долгом путешествии», Рики не испытал отвращения, узрев, как Агнес и её любовник слились в объятиях. Но о том, что это случайность, судит не Рики, а Форстер. Ибо не герой, а романист предполагает, располагает и судит в своём романе. Вот и я сообщаю вам о том, что исключительно по чистой случайности Фредерике не удалось познакомиться с Ральфом Темпестом — ни на дне рождения у Джереми Лода, ни на вечере критики у Харви, ни на посиделках у Майка, Тони и Джолиона в прокуренной комнате с расклеенными на стенах шуточными жизненными девизами. Кто ж такой был этот Ральф Темпест? Ральф Темпест был застенчивый и глубокий парень. Разговоры давались ему нелегко, но, когда он всё же заговаривал, ему было что сказать. Он, подобно Фредерике, никак не мог взять в толк, оставаться в университете или выбраться в большой мир; со временем он найдёт способ это соединить — будет преподавать и, в целях исследований, путешествовать. Он был антрополог, он умел лаконично выражать свои мысли, на досуге читал стихи. У него была интересная, неопределённая форма рта, но уже через пару лет этот рот станет твёрдым, решительным, сохранив, впрочем, толику мягкости, доброты. А ещё Ральф наделён был острым умом, который рождал незаурядные мысли, но делился он ими в 1957 году только со старым школьным приятелем в обширной переписке. (Он успел поучиться — благодаря счастливым стипендиям да причудам карьеры отца, из армии в рекламу, из рекламы в церковные сферы, — в престижной Манчестерской гимназии для мальчиков, потом — в Итонском колледже.) Ральф мало знал о сексе, не осмелился бы прикоснуться к Фредерике (он был для неё в тот момент слишком юн), но ему предстояло многому научиться в Триполи с плачущей женой профессора антропологии, которую ему суждено будет любить — коротко, нежно и безнадёжно. Он бы сделал Фредерику счастливой, с ним она сохранила бы свою внутреннюю свободу. Вот он задумчиво молчалив на встрече критиков у Харви Органа; вот танцует, грациозный в своей неловкости, с одержимой венгерскими беженцами Белиндой, кузиной Фредди, на вечере Джереми Лода; а потом обнимает за талию, на кровати Майка Оукли в колледже Христа, девушку в платье тёмно-сине-зелёной парчи, с намечающимся вторым подбородком. Эта девушка, как и Фредерика, сочиняет эссе об образах крови и света в «Федре», но она не читала Пруста (не читал его и Ральф Темпест), и у неё есть свои собственные причины не оставаться в Кембридже писать докторскую диссертацию.

27

Имена злаков

Перейти на страницу:

Все книги серии Квартет Фредерики

Дева в саду
Дева в саду

«Дева в саду» – это первый роман «Квартета Фредерики», считающегося, пожалуй, главным произведением кавалерственной дамы ордена Британской империи Антонии Сьюзен Байетт. Тетралогия писалась в течение четверти века, и сюжет ее также имеет четвертьвековой охват, причем первые два романа вышли еще до удостоенного Букеровской премии международного бестселлера «Обладать», а третий и четвертый – после.В «Деве в саду» непредсказуемо пересекаются и резонируют современная комедия нравов и елизаветинская драма, а жизнь подражает искусству. Йоркширское семейство Поттер готовится вместе со всей империей праздновать коронацию нового монарха – Елизаветы II. Но у молодого поколения – свои заботы: Стефани, устав от отцовского авторитаризма, готовится выйти замуж за местного священника; математику-вундеркинду Маркусу не дают покоя тревожные видения; а для Фредерики, отчаянно жаждущей окунуться в большой мир, билетом на свободу может послужить увлечение молодым драматургом…«"Дева в саду" – современный эпос сродни искусно сотканному, богатому ковру. Герои Байетт задают главные вопросы своего времени. Их голоса звучат искренне, порой сбиваясь, порой достигая удивительной красоты» (Entertainment Weekly).Впервые на русском!

Антония Сьюзен Байетт

Современная русская и зарубежная проза / Историческая литература / Документальное
Живая вещь
Живая вещь

«Живая вещь» — это второй роман «Квартета Фредерики», считающегося, пожалуй, главным произведением кавалерственной дамы ордена Британской империи Антонии Сьюзен Байетт. Тетралогия писалась в течение четверти века, и сюжет ее также имеет четвертьвековой охват, причем первые два романа вышли еще до удостоенного Букеровской премии международного бестселлера «Обладать», а третий и четвертый — после. Итак, Фредерика Поттер начинает учиться в Кембридже, неистово жадная до знаний, до самостоятельной, взрослой жизни, до любви, — ровно в тот момент истории, когда традиционно изолированная Британия получает массированную прививку европейской культуры и начинает необратимо меняться. Пока ее старшая сестра Стефани жертвует учебой и научной карьерой ради семьи, а младший брат Маркус оправляется от нервного срыва, Фредерика, в противовес Моне и Малларме, настаивавшим на «счастье постепенного угадывания предмета», предпочитает называть вещи своими именами. И ни Фредерика, ни Стефани, ни Маркус не догадываются, какая в будущем их всех ждет трагедия…Впервые на русском!

Антония Сьюзен Байетт

Историческая проза / Историческая литература / Документальное

Похожие книги