Живая вода

Далеко, далеко, далеко, в деревеньке Имеково,
Ты сидишь на траве и считаешь круги в паутине.
Я в вагоне, смотрю на хрустальную Вековку,
А сама ещё там, за горой, в разноцветной
                                                                      медине.

У тебя, у тебя, у тебя там ключи и уключины,

Ты готовишься в путь по холодному сонному
                                                                      озеру.
…Там, в медине, ежи упирались шипами
                                                                      колючими
В прутья клетки в коморке торговца рогожами.

Тишина, тишина, тишина, ты дрожишь

                                                                      в изумлении,
Онемевши, следишь за озёрных кувшинок
                                                                      качанием…
Там такое, такое, такое встречается в каждом
                                                                      селении! –
Что слова застывают внутри, превращаясь
                                                                      в молчание.

3

Чёрный учебник с зелёным глобусом –
География. Седьмой класс.
Красные горы за пыльным автобусом,
Красные горы с названьем Атлас.

Сколько их было, в том толстом учебнике,

Слов непонятных, нездешних имён!
Вечно их путал, не выспавшись, Хлебников,
Вечно не знал, где Париж, где Габон.

…Если б он ведал, что все эти горы,

Все эти впадины, все ручейки,
Он обойдёт удивительно скоро –
Разве б боялся поднять он руки?!…

Прощёное воскресенье

Просить прощения – значит подняться с дивана,
Окунуть свои ноги в пушистые тапочки,
Посмотреть на часы – а вдруг ещё рано,
И ты спишь, и во сне тебе снятся бабочки.

(Впрочем, как же ты спишь, если время не лечит,

Если груз непрощенья подсел к твоему изголовью,
И моею холодной рукой твои трогает плечи,
Что-то шепчет, и «кровью» мешает с «любовью»).

Значит, так. Ты не спишь. Ты всё утро сидишь

                                                                      за роялем.
Впрочем, нет никакого рояля, а есть пианино.
                                                                      «Сюита».
И бемолям, диезам, мажорам, пюпитрам, педалям
Неспокойно. И мне неспокойно. Седой
                                                                      композитор

Написал перед смертью симфонию номер

                                                      не помню какой,
Не оставив ремарок, «см» и «PS», ничего
                                                                      не оставив.
Подойти к телефону, шесть цифр одна за другой,
На седьмой не решиться, и трубку на место
                                                                      поставить.

А на улице Пушкина что-то горит, и сливаются

                                                              запахи-краски
Снега, дыма, и солнца, и кислых оладьев.
Воскресение прячется за скоморошечьей маской,
Призывая прощать и любить нелюбимых
                                                                      собратьев.

«Все тянут руки и смотрят пристально…»

Все тянут руки и смотрят пристально,
А я боюсь этих глаз и рук.
А мне всё снятся аллеи мглистые,
И белым мелом – неровный круг.

И ты стоишь – по колено в омуте,

А мне тебя целовать не сметь.
И всё не проводишь меня до дома ты,
И всё мне снится медведь, медведь.

А я молчу, мне тебя не велено

Смущать речами, любить нельзя.
И ты молчишь. Но давно отмеряно
Забыть однажды, что мы друзья.

А руки тянут, и смотрят пристально,

И я боюсь этих глаз и рук.
Но ты смеёшься – и небо мглистое
Светлеет, тает, и меркнет круг.

«Ты помнишь, мы сидим на брёвнышке…»