Живая вода

Небольшая, в два окна избушка. Без забора, без палисадника и огорода. У коновязи стоит лошадь, временно оставленная Афанасием на попечение старухи Глафиры. Уезжая с Карлом в райцентр, Афанасий мог бы попросить об этой услуге соседку Анфису, но с недавних пор они в контрах. Старуха поднимает из колодца ведро с затхлою, болотистого цвета водой, кряхтя, тащит его, ставит перед лошадью. Та жадно пьёт.

СТАРУХА ГЛАФИРА

Что, Звёздочка, жарко тебе? Дык всем жарко. И людям, и скотине. Вона, даже птицам жарко. Давненько чириканья не слыхать. Видать, и у их в горлышках пересохло. (Поглаживает лошадь по холке.) Потерпи, милая. Уже зовсим скоро разверзнутся хляби небесные… (Замечает идущих в её сторону двух немцев: Рильке и сопровождающего его солдата Клауса.) Матерь божья! Кажись, сюда идут, ироды! (Мелко крестится.) Господи, спаси да и помилуй!

Немцы подходят к коновязи, останавливаются.

РИЛЬКЕ (нем.)

Нам необходимо на время взять лошадь. Только её следует запрячь. (Указывает пальцем на телегу.) Вы умеете запрягать лошадь в телегу?

СТАРУХА ГЛАФИРА (сердито)

Что ты мне тут каркаешь, ворона? Не понимаю я на вашем тарабарском!

КЛАУС (нем.)

Старуха вас не понимает. (Начинает цокать языком, как бы изображая топот копыт.) Нам надо ехать! Понимаешь, бабка? Ехать!.. Но-но-но! Цок-цок!

СТАРУХА ГЛАФИРА (констатирует)

А этот вообще дурачок какой-то.

КЛАУС (теряя терпение)

Лошадь! Запрячь лошадь сможешь, дура старая?! (Снимает висящий на гвозде хомут, пытается показать, что его нужно надеть на голову лошади.)

СТАРУХА ГЛАФИРА

А ну-ка, вертай на место! Ишь, позарился на чужое добро! Вот Афонька вернётся да вашему начальнику пожалуется — обоим мало не покажется! (Вырывает из рук немца хомут, вешает обратно.) До чего ж подлый народ!

РИЛЬКЕ

Это бесполезно, Клаус. Она нас действительно не понимает. Идёмте.

Рильке разворачивается, идёт в обратную сторону. Клаус нагоняет его.

КЛАУС

Может, пристрелить старую каргу?

РИЛЬКЕ (пожимает плечами)

А смысл? Это ничуть не приблизит нас к цели.

КЛАУС

Не приблизит. Но хоть какое-то развлечение.

РИЛЬКЕ (с ехидцей)

Если вам жаждется подобного рода развлечений — попроситесь на передовую… (Вздыхает.) Варварская страна! Во всём поселении лишь один человек говорит на цивилизованном языке, да и тот — бывший уголовник. (Укоризненно.) Но и вы, Клаус, тоже хороши! Какой из вас, к дьяволу, солдат, если вы не умеете управляться с обыкновенной лошадью?!

КЛАУС (обидевшись)

Я коренной берлинец, а не какой-нибудь баварский фермер. Зачем мне уметь обращаться с лошадьми, если я могу водить машину и мотоцикл? (С ехидной усмешкой.) Между прочим, вы почти в два раза старше меня. Так что этот архаический вид транспорта, скорее, по вашей части.

РИЛЬКЕ (осаживает)

Не наглейте, Клаус! Не забывайте, кто вы и кто я!

От этой его интонации Клаус резко сдувается.

КЛАУС

Виноват, господин Рильке. Больше такого не повторится.

РИЛЬКЕ

Так-то лучше… Кстати, вы сейчас подали неплохую идею. Про баварского фермера. Фельдфебель Краузе. Вот кого мы задействуем в качестве ездового.

КЛАУС (с сомнением)

Боюсь, это всё-таки плохая идея. Сегодня фельдфебель получил известие о том, что его сын погиб на Восточном фронте. И теперь он пребывает, скажем так, в неуравновешенном состоянии.

РИЛЬКЕ

Чепуха, Клаус. Поверьте, после трехдневного безвылазного нахождения в яме любой человек, в каком бы ни был состоянии, не упустит возможности совершить прогулку и подышать свежим воздухом. В конце концов, Краузе хотя и арестован, но всё ещё солдат Рейха. А значит, обязан подчиняться приказам.

8.5. ГАНЬКИН БОР. НАТ. РАННИЙ ВЕЧЕР

Ведомый Агатой маленький отряд благополучно перебрался через болото и углубился в лес. Наткнувшись на удобную полянку, командир дал добро на недолгий привал. Усталый народ расположился на отдых, разбившись на три отдельные группки: Зимин беседует с Агатой; Афанасий примостился рядом с мрачным Карлом; остальные участники группы скучковались возле носилок со Степаном (он сейчас выглядит посвежее и повеселее).

КОЗАК (косясь на немца и Афанасия)

Ишь, сидят как шерочка с машерочкой… Ладно офицер — он и носилки тащит, и, по факту, может ценным «языком» оказаться. Но на хрена командир ещё и безрукого с собой прихватил?

ИВАНОВ

Я так понял, он односельчанин нашей проводницы.

КОЗАК

И что с того? В первую очередь он — шкура, продавшаяся немцам. (Закашлялся папиросным дымом, досадливо.) Тьфу! И табачок у них говно…

В свою очередь, Карл с интересом поглядывает на Агату, беседующую с командиром.

КАРЛ

Красивая фройляйн. Откуда ты её знаешь, Франц? Хм… Извини. Аф-я-нас-сий.

АФАНАСИЙ

Так она ж с нашего хутора. Я Агату ещё во-от такой (показывает) козявкой помню.

КАРЛ

Да? Странно, что я её ни разу не встречал.

АФАНАСИЙ

Положим, ТАКОЙ я её тоже впервые вижу.

КАРЛ

Я тебя не понимаю.

АФАНАСИЙ (разъясняет)

Агата — девка добрая, отзывчивая. Опять же, фигуристая. Одна беда: с самого детства, после болезни, на рожу рябой была. На неё по этой причине ни один парень не заглядывался. А теперь, всего за несколько дней, красавицей сделалась. Я её на озере даже не сразу признал.

КАРЛ

Вот как? Интересно.

АФАНАСИЙ