Живая вода

Не то слово. (После паузы.) Это её избу по вашему приказанию сожгли.

КАРЛ (изумлённо)

Как? Вот эта юная девушка, рискуя оказаться повешенной, прятала в своём доме большевистского комиссара? О майн гот! (Качает головой.) А ведь я был уверен, что неплохо разбираюсь в женщинах.

АФАНАСИЙ

В немецких — возможно. Но не в наших. (После паузы.) В ночь, когда вас на Змеевом болоте партизаны знатно пощипали, я был у неё.

КАРЛ

Час от часу нелегче! Ты? У неё? Но зачем?

АФАНАСИЙ

Мы ещё днём о том с Лукичом условились. Чтоб раненого комиссара от Агаты забрать и на заброшенной лесопилке перепрятать.

КАРЛ (потрясённо)

Ты?! Я не ослышался? Ты тоже принимал участие в судьбе красного бандита?! (Афанасий молча кивает, подтверждая; Карл разводит руками.) В таком случае я вообще отказываюсь что-либо понимать!

АФАНАСИЙ (мрачно продолжает)

Только комиссар к тому времени помер уже. Да и Лукич в назначенный час не явился. Я лишь утром, от бабки Глафиры узнал, что вы его убили.

КАРЛ (болезненно реагируя)

Это вышло непроизвольно. Я сам потом сожалел о случившемся.

АФАНАСИЙ

А учительницу из райцентра? Тоже… непроизвольно?

КАРЛ (нервно)

Представь себе — да. Роковое стечение обстоятельств. К тому же в ту ночь мы с братом были слегка… angeheitert. Ты меня понимаешь?

АФАНАСИЙ (мрачно кивнув)

Понимаю. (Мрачнеет сильнее.) Очень даже хорошо понимаю…

Рисунок Максима Ляпунова

Далее Афанасий даже не замечает, как переходит на русский язык и какое-то время продолжает излагать свою горькую исповедь по-русски. Карл, разумеется, ничего не понимает из его слов, однако не перебивает, внутренним чутьём сообразив, что этому странному русскому мужику сейчас остро понадобилось выговориться. Хотя бы и немцу.

АФАНАСИЙ (русск.)

Летом 33-го я точно так же, по пьянке, районную МТС подпалил. За то, что они мне трудодни за внеурочную ночную работу в страду зажали… А через пару дней по этому делу Ванькиного отца — Трофима Степановича взяли. И, особо не церемонясь, десяточку влепили… Я хотел было в ГПУ пойти, честно во всём сознаться. Но потом… (Гримаса душевной боли.) Оказалось, кишочки тоньки у нашего Афоньки. Приссал… Ну а дальше стал пить уже по-чёрному. Душонку свою, подлую, водочкой умасливал… Как-то раз, ночью, не хватило. Вышел из квартиры (я тогда в райцентре жил), дошёл до ближайшей палатки, замочек топориком сковырнул… (Криво усмехнувшись.) И взял-то всего две чекушки. (Качает головой.) Да уж больно дорого они мне, голубушки, обошлись: по два года лагеря за каждую. А довесочком — рука: на лесоповале покалеченная и лучковой пилой тамошним коновалом отхваченная… (Горько.) Но всё равно… Ежели на круг класть, считай, малой кровью отделался. Потому как Трофима Степаныча, безвинно за мою вину пострадавшего, на пересылке урки зарезали… (Итожит.) Вот такие дела, герр майор.

Терпеливо слушавший монолог Карл рефлекторно реагирует на обращение «герр майор».

КАРЛ

Извини, Аф-я-нас-сий, но я ничего не понял. (Афанасий, услышав поданную на немецком реплику, трясёт головой, лишь теперь сообразив, что вёл свой рассказ по-русски.) Можешь повторить всё сначала, на немецком?

АФАНАСИЙ (нем.)

Я не повторяю сказанного дважды. (Русск.) Да ты и на немецком всё едино не поймёшь… Куда тебе, немчура, понять, как русская душа болит.

Карл пытается сменить позу, чтобы распрямить затёкшую от сидения спину, и эта попытка отзывается в его разбитых на марше ногах: они ожили, начали снова наливаться тупой, пульсирующей болью.

КАРЛ (с лёгким стоном)

Проклятье! Не знаешь, сколько нам ещё идти?

АФАНАСИЙ

Километров семь-восемь.

КАРЛ

О нет! Мои ноги этого не выдержат!

АФАНАСИЙ

А что с ногами?

Карл стягивает сапоги, демонстрируя разбитые в кровь ступни и стёртые, мало не до мяса, икры. Оно и понятно: особенностью немецких армейских сапог были слишком широкие голенища (так в них легче запрыгнуть; можно сунуть нож, гранату, ложку). Так что при переходе через болота сапоги голенищами постоянно черпали воду. Опять же, портянки немецкие офицеры в начале войны не носили — только носки. Вот и результат.

АФАНАСИЙ (присвистнув, русск.)

М-да… Шампанское пьём — на спичках экономим.

КАРЛ (непонимающе)

Что?

АФАНАСИЙ (нем.)

Что ж ваша хвалёная немецкая промышленность выпуск обычных портянок наладить не смогла? (Насмешливо.) И куда только Гитлер смотрит?

КАРЛ (недоумённо)

Выпуск чего? И при чём здесь наш фюрер? Министерство имперской экономики возглавляет Вальтер Функ.

Лишь отмахнувшись в ответ, Афанасий встаёт и проходит туда, где продолжают негромко общаться Агата и Зимин.

ЗИМИН

Чего тебе?

АФАНАСИЙ

Начальник! В сидорах у твоих бойцов, случайно, портянок не сыщется?

ЗИМИН

Тебе зачем?

АФАНАСИЙ

Не мне — немцу. Иначе его вскорости тоже нести придётся.

Командир, нахмурившись, встаёт, проходит к немцу, бросает быстрый взгляд на его ноги, оборачивается к своим:

ЗИМИН

Иванов!

ИВАНОВ

Я!

ЗИМИН

Выдай немцу пару запасных портянок.

Кивнув, Иванов начинает рыться в вещмешке.

КОЗАК (глумливо)

А носовой платок ему не требуется? А то могу свой отдать. Почти новый. Всего пару раз сморкнулся.

Бойцы смеются.

ЗИМИН