Живая вода мертвой царевны

Без пяти два академик ушел на занятия и безвылазно проторчал в аудитории до двадцати ноль-ноль. Паша вернулся в кабинет Горелова в шесть, застал там Веру, колдующую над бутербродами, и сел за свой диплом. Орлова, как ушла вместе со всеми в четырнадцать, так и не появилась, хотя тоже должна была прийти в районе семи. Яков Миронович пасет дипломников, как кошка котят, требует ежедневного отчета, приказывает заниматься в его кабинете. Всем известно, если пишешь диплом у Горелова, то с блеском защитишь его и почти стопроцентно очутишься в аспирантуре. Но Яков берет лишь двух студентов, тех, кто ему особенно понравился, поэтому весь курс стоит на ушах, чтобы очаровать профессора. Но вернемся к камере.

Вера, накормив академика, побежала по каким-то делам. Пришла она назад в начале восьмого, Паша по-прежнему чертил графики. Не успела помощница отдышаться, как в кабинет ввалился профессор Боков и загудел:

– Ну, дети, колитесь, как Яша из меня за одну секунду стриптизера сделал?

– Понятия не имею, – соврал Паша.

– Вы о чем говорите? – прикинулась дурой Вера.

Боков погрозил им пальцем.

– Ох, знаю я вас! Умрете за своего чудесного руководителя. Вот только Якову иногда чувство юмора изменяет. Я на него ректору пожалуюсь! Разве это красиво мою голову голому мужику в кружевных трусах присобачивать. Горелов подчас ведет себя как подросток! А ну, показывайте, чем он орудует? Не хотите? Сам найду!

Сопя от гнева, профессор прошел к столу Якова. Павел, отлично знавший, что академик положил камеру в коробку со скрепками, живо схватил ее и сунул в карман своего пиджака. Но Боков, хоть и старый, а остроту зрения не потерял, он заметил маневр Павла и зло произнес:

– Давай сюда!

– Что? – фальшиво удивился Паша.

Преподаватель подошел к нему, бесцеремонно вытащил из его кармана картонную упаковку и, открывая ее, пригрозил:

– Я тебя хорошо запомнил, ты придешь еще в зимнюю сессию экзамен сдавать.

– Это просто канцелярские принадлежности, – заныл Павел, – я хотел бумаги сколоть.

– Вот сейчас и поглядим, – заявил Боков и высыпал содержимое коробки на стол.

Паша с Верой уставились на груду скрепок.

– Действительно, одни скрепки, – разочарованно протянул профессор.

Дипломник и помощница только моргали, они хорошо помнили, как, уходя на семинар, академик спрятал камеру именно в эту коробку. Первой опомнилась Вера.

– А вы что ожидали увидеть, Федор Николаевич?

Боков покраснел, раздул щеки и ушел, не забыв на прощание так шандарахнуть дверью о косяк, что у Паши заломило в висках.

Минут сорок потом Верочка и Павел обшаривали кабинет в поисках игрушки академика и поняли: ее унесла Наташка.

Я дала себе честное слово не перебивать парня, но на этой стадии его рассказа меня охватило глубочайшее негодование, и с языка сам собой слетел вопрос:

– Какого черта вы заподозрили Орлову?

Павел оперся локтями о колени.

– Логически поразмыслили. Мы с Верой камеру не брали. Кто тогда?

– Нетушки! – возмутилась я. – Это ты спер, а сваливаешь на Натку!

Паша выдернул из стоящего рядом веника соломинку и, методично разламывая ее на мелкие части, произнес:

– У меня отец владелец авиакомпании, мачеха издает журнал, нет у нас материальных проблем. У Веры папа дипломат, он с ее матерью сто лет за границей живет, Брызгалова постоянно к родителям ездит, в Москве у нее две квартиры, одну она сдает. С деньгами у Веры все о’кей, она спокойно может не работать, к предкам уехать, но Вере Яков Миронович нравится, понимаешь? Поэтому она ему помогает. А Орлова бедная, у нее никогда лишнего рубля в кармане нет. Вот и соображай, кому понадобилось дорогую технику красть. Нам с Верой не надо материальное положение укреплять.

Я задохнулась от негодования. Значит, если человек бедный, то он, по мнению Павла, вор? А богатый всегда честный, он лишнего миллиона не сопрет?

Пока я пыталась справиться с параличом голосовых связок, дипломник Горелова толкал речь дальше:

– Я сразу понял, кто камеру забрал. Брызгалова начала Орловой звонить, а та трубку не брала, пришлось нам Якову врать, он сразу за коробку схватился, когда в кабинет вернулся. Вера ему и сказала: «Яков Миронович, Олег Валерьевич перед вами извиниться просил. Он улетает в Нью-Йорк на совещание, должен там рабочий образец камеры представить, его экземпляр сломался внезапно. Он прислал к нам спешно своего Юру, тот вашу камеру взял. Олег Валерьевич пообещал подарок назад вернуть через две недели».

– Очень грустная история, – прохрипела я, – похоже, ваш Горелов дурак, которого любой обведет вокруг пальца.

– Яков Миронович умнейший человек! – бросился на защиту научного руководителя Паша.

– И поэтому он поверил в эту чушь? – скривилась я. – Не позвонил своему близкому приятелю? Не сказал ему нечто вроде: «Вот уж красиво назад подарки забирать».

Павел наклонился и стал завязывать шнурок ботинка.