Живая вода времени (сборник)

Ему везло. Набрел на расстрелянный взвод пехотинцев. Автоматы брать не стал – тяжелые. По вещмешкам собрал провизию: банки тушенки, сгущенки, галеты, спички. Новобранцы, наверное. У обстрелянных, что давно в бою, иной раз по три дня жратвы не было, сам им картошку носил по вечерам. А эти еще при сигаретах. Нашел шапку, почти новую, офицерскую, опаленную только слегка. Снял штык-нож. Так и вышел ночью из города. Не стреляли почти.

Вообще, ему повезло в жизни. В Грозном уцелел, в горах не замерз, с голоду не подох. И сегодня вот выжил. В Россию вышел и теперь год в Москве обитает. Любой бомж, мент, шлюха каждая на Курском вокзале знают – нет среди них ему ровни. Оттого и прозвали его так гордо – Джохар. И хотя хрупок и мелок, бил всех. Хитростью бил, сноровкой. Жестоко бил, коротко, быстро, наскоком.

Дрожь улеглась, но осталась разбитая вялость в теле, тяжелый гул в голове, и вновь четко обозначилась острая боль в носу.

Загреб в пригоршню свежий снег. Оттер грязные ладони, запекшуюся кровь с лица. И только тут понял, что руки свободны! А ведь он потому и драться толком не мог, что зажимал все время в правом кулаке те самые доллары. И когда бежал. Да, да. Всю дорогу они были при нем!

Разбитые губы безвольно затряслись, мутный взгляд заметался по сторонам. Еще мгновение – и он забился бы в истерических конвульсиях, как вдруг ощутил, что что-то пружинит под левой ногой. Осторожно, будто наступил на гадюку, перенес грязный ботинок в сторону и сквозь пелену слез разглядел знакомый сверточек заветных долларов. Вот они, родненькие, хорошие такие! Целехоньки!

«Значит не зря все, значит, все не зря», – шептал он, направляясь на свет торговой палатки.

Долго изучал за заиндевевшими стеклами скудный товар в ярких упаковках.

– Ты че там хлебальник раззявил? – начала разминаться базарным рыком продавщица.

Джохар только улыбнулся в ответ:

– Пакеты есть? Чтобы много выдержали.

– Даже с девками голыми, – примиренчески ответила она.

– Два, – твердо произнес Джохар.

– Деньги гони, – радостно донеслось из узкого окошка.

Джохар с трудом снял резинку с тугой пачки. Смахнул грязь с верхней купюры и поднес ее к освещенной витрине. Сто! Он немного полюбовался серо-зеленой бумажкой с портретом незнакомого длинноволосого мужика и покрутил ею перед окошком.

– В общем, так. На все. Сама знаешь чего. В два пакета.

Обалдевшая баба долго не могла сообразить, с чего начать. Сто долларов! Без сдачи!

Она перебирала бутылки, двигала ящики, выуживая оттуда ананас, банку мидий. Замершие скрученные пальцы не слушались ее, и она с трудом выбивала на калькуляторе очередные цифры.

– Слышь? «Колу» или «Спрайт»?

– И то, давай, и то, да шампанское «Советское», а не «Спуманту».

Дожахр балдел. Не зря все, не зря! Он выжил и теперь не торопил продавщицу. Наслаждался ее смятением. Сегодня его день!

Наконец сбоку заскрипела дверь. Баба появилась в клубах пара, выволакивая за собой пакеты. Она долго гладила бумажку. Придирчиво подносила к свету. И успокоившись, поинтересовалась:

– Дотащишь?.. Ну, давай, фартовый!

Метров пятьдесят, напрягая жилы, он еще тащил мешки-пакеты по безлюдному переулку. Но выдохся возле притулившейся к забору хрущобы. Недолго думая, побросав покупки «на авось», зашел в подъезд. Потом в другой. Вот то, что надо! Вскоре загрузил в детские санки свои мешки и споро двинулся в путь.

Он торопился домой. Потеряв настоящую семью, он теперь создал свою, за которую думал и решал, которую кормил и воспитывал. Он мнил себя главой семьи, большой, дружной и сильной семьи, где каждый за всех и все за одного, а он в ответе за всех.

Остановился. Порылся в пакетах, выудив оттуда бутылку и сигареты. Прикурил и тут же сделал несколько обжигающих глотков из горлышка, глубоко затянулся на закусь. Через мгновение повело.

Повод сегодня был. И не из-за того, что выжил, нет. К тому Джохар уже привык. И куш здесь ни причем – бывали и покруче. Главное что уходил этот проклятый год. тринадцатый год его жизни. Джохар был суеверен и мечтал быстрее разменять «чертову дюжину».

Щелчком указательного пальца он привычно отбросил в сторону дымящийся «бычок». Санки легко побежали за ним.

Джохар торопился удивить и порадовать своих и вместе с ними отметить свои четырнадцать лет.

Там, в подвале старого заброшенного особняка, где пол с подогревом от проходившей под ним теплотрассы, его ждала малышня с Урала. Петька, Юрка и Роберт, наверное, пригорюнились уже вокруг Верки. «Интеллигенточка» из Питера, самая старшая среди всей братвы, по привычке, голосом отгоняет тревогу. И только молчаливый Игорек Тираспольский, наверное, «ломится на «Моменте», развалившись на горячей крышке люка. Иногда он снимает с головы целлофановый пакет, смотрит по сторонам выпученными красными, ничего не видящими глазами, подхихикивая. Он сейчас обалдеет. Все обалдеют! Всю ночь пировать будем!

Вот она – родная дыра в заборе! Он уже почти дома.